Эла сотрясла дрожь при виде этого шедевра, но ни за какие деньги в мире он не хотел огорчать старого служаку, критикуя и отбрасывая его произведение. Так новый скакун занял место предыдущего.
Но имя ему дали другое, потому что Джил заявил, дружески похлопав чудовище по крупу:
— Сью… почему бы назвать ее Сью?
— Почему? — осведомился Эл.
— Когда я был дрессировщиком хищников… — начал Джил Баркер.
Действительно, до того, как старый бедняга стал развлекать публику жалкими фарсами и неловкими кульбитами, он показывал в цирках диких животных.
— Я работал с одной тигрицей, настоящим чудовищем. Она прикончила четырех дрессировщиков, но мне не причинила ни малейшего зла. Ее звали Сью.
— Пусть будет Сью, — со смехом согласился Эл, — и мы представим себе, что это кобыла.
Сью вступила в игру, она следовала за львом Рабо и очень понравилась юным седокам, гордым от того, что сидят на столь чудовищном звере, не опасаясь, что их разорвут на куски или сбросят на пол.
Элертон Бласс был любителем одиночества, а мысли его вращались по кругу, как и звери его карусели.
Иногда он пытался обменяться мнениями с Джилом Баркером, но тот в ответ лишь ворчал или притворялся глухим, как ковбой из басни, который слышит лишь то, что хочет слышать.
Но однажды утром Джил нарушил свое молчание, чтобы с гневом вскричать:
— Хотел бы я знать, что за сучий сын так отделал Рабо!
Рабо, лев, потерял хвост, а часть его бедра зияла глубокой раной.
Старик еще поворчал и сообщил, что подтянет гайки Сью, а то ее голова сильно наклонилась.
Пока он занимался делом, Эл расслышал его бормотание:
— Проклятая дьяволица… Ты, вероятно, слишком сильно вытянула шею!
А через несколько минут услышал:
— Будь поумнее, красотка… Нельзя кусать остальных зверей… Нельзя… Нельзя…
Началась буря, которая длилась трое суток подряд. Лондон растворился в тумане воды и дыма. Порывы ветра превратили деревья парка в дрова и сорвали множество крыш.
«Французская ярмарка» закрыла свои палатки, и все попрятались в свои фургоны или отправились заливать печали в соседние кабачки.
Кроме несколько опрокинутых прилавков, особых повреждений не было, и праздник не был нарушен дурной погодой. Нормальная жизнь возобновилась.
Перед тем как включить карусель, Джил осмотрел ее, чтобы удостовериться, все ли нормально.
Вдруг он вскричал:
— Черт подери! Мы три дня не работали, а гайки этого проклятого животного совсем ослабли!
Джил оглянулся, но не увидел Элертона, стоявшего в стороне за перегородкой.
Бласс чувствовал, что должно произойти что-то необычайное.
Старик с раздражением пнул Сью и буквально прорычал:
— Гадина… Будто я не знаю, что это ты и никто другой превратил Радо в щепки!
Было темно, поскольку тент еще не убрали, и Эл мог разглядеть в полумраке только призрачные формы деревянных скакунов и жестикулирующую фигуру своего помощника.
— А… сволочь… падаль!
— Что случилось? — спросил Элертон, выходя из-за укрытия.
— Ничего особенного… Гвоздь в пасти Сью, о который я оцарапался.
Всю неделю Джил Баркер носил на руке повязку, а по ночам Эл слышал, как он стонал и глухо бранился.
Однажды в сумрачный полдень, когда было мало публики, внезапно заглох двигатель. Карусель несколько мгновений кружилась по инерции и должна была вот-вот остановиться, но внезапно завертелась рывками.
Эл не верил своим глазам: ярмарочная карусель вращалась все быстрее, и полдюжины катающихся мальчишек вопили от ужаса.
Вращение головокружительно убыстрялось в гнетущей, плотной тишине, которая только подчеркивала дикость случившегося, поскольку рычаг не действовал, а музыкальные приспособления застыли в ужасающей неподвижности.
Эл Бласс не сводил глаз с Сью. Юный всадник, сидевший в седле, вцепился в шею деревянной лошади, рыдал и кричал, что он вот-вот сорвется и разобьется насмерть.
Бах! Бах! Бах! Двигатель на мгновение остановился и вновь заработал. Музыкальные приспособления тоже заработали, отбивая ритм на барабанах и треугольниках.
— Скажи, — воскликнул мальчишка, соскочивший на пол, когда движение замедлилось, — почему поганое животное вспотело, стало клейким и воняет… Ужас, как воняет!
Он с отвращением тряс руками.
Эл видел широкие пятна влаги, блестевшие на боках Сью, но не пытался понять. А можно ли было что-то понять?