Выбрать главу

Суд вынес решение в пользу ответчиков.

– Почему ты отложил эту папку? – спросил я отца, когда он вернулся.

Было уже поздно. Отец сел за стол, глотнул кофе и снял очки для чтения. Потом потер глаза и брякнул, не думая – наверное, от усталости:

– Из-за круглого дома.

– Из-за старого круглого дома? Это там произошло?

Он не ответил.

– То, что с мамой произошло, – это там случилось?

И опять нет ответа.

Он отодвинул бумаги, встал. Свет упал ему на лицо, и морщины резко очертились, превратившись в трещины на коже. Он выглядел тысячелетним старцем.

Глава 4

Громким шепотом

Каппи был тощим парнем с большими ручищами и покрытыми шрамами костистыми ступнями, при этом у него были рельефные скулы, прямой нос, большие белые зубы и глянцевитые волосы с длинной челкой, прикрывавшей один карий глаз. Поврежденный карий глаз. Девчонки обожали Каппи, даже при том, что его скулы и подбородок были вечно исцарапаны, а одна бровь рассечена белым шрамом – в том месте, где ему в детстве камень раскроил лоб. Он ездил на ржавом синем велосипеде с десятью скоростями, который Доу нашел около католической миссии. Весь их дом был завален всевозможными инструментами, и Каппи постоянно чинил свой велик. Тем не менее работала у него только одна скорость. А ручные тормоза отказывали в самый неожиданный момент. Поэтому, когда Каппи гнал на велике, он был похож на подростка-паука, крутившего педали так быстро, что ног не было видно. Время от времени он опускал обе ноги к земле и ими тормозил или, если это не помогало, совершал самоубийственный прыжок из седла вбок, через раму.

У Энгуса был видавший виды розовый ВМХ, который он все собирался перекрасить, пока не осознал, что этот дурацкий цвет оберегал велосипед от угона. У Зака велосипед был новый, крутого черного цвета. Велик ему подарил отец, вернувшийся после двухлетнего отсутствия. Поскольку по закону мы не могли ездить по дорогам (хотя, естественно, мы ездили, когда нужно было), велики давали нам свободу. Мы не зависели ни от тачки Элвина, ни от лошадок Уайти, хотя мы и на лошадях ездили, если была такая возможность. И нам не нужно было просить Доу или мать Зака подбросить нас туда-то или туда-то, что особенно было ценно в первое утро после окончания занятий в школе, потому что они бы все равно не отвезли нас, куда мы хотели.

Зак, который регулярно слушал радиоприемник отчима, настроенный на полицейскую волну, сообщил мне, где было совершено нападение на маму. В круглом доме для обрядов. К этой старой бревенчатой постройке на дальнем берегу озера Резервейшн вела широкая лесная дорога. Рано утром я встал и тихонько оделся. На цыпочках спустился вниз и выпустил Перл. Мы с ней пописали в кустах за домом. Мне просто не хотелось шумно спускать воду в унитазе. Потом я потихоньку вернулся в дом, чуть приоткрыв сетчатую дверь, чтобы она не скрипела, и придержав рукой, чтобы она не хлопнула. Перл вбежала со мной и молча наблюдала, как я засовывал в рюкзак сэндвичи с арахисовым маслом. Следом за сэндвичами отправилась банка маминых соленых огурцов и бутылка воды. Я оставил отцу короткую записку, чтобы он знал, где я (все лето я сквозь зубы проклинал его занудство: отец требовал, чтобы, уходя из дома, я писал, куда иду и когда буду). Я черкнул слово «озеро» на бланке, который он оставил для меня на кухонном столе. Я оторвал половину листа и написал еще одну записку, которую сунул в карман. Потом положил руку на голову Перл и заглянул в ее белесые глаза.

– Стереги маму! – строго сказал я.

Через пару часов Каппи, Зак и Энгус должны были ждать меня около нашего пня у шоссе. Там я оставил вторую записку, в которой сообщал, что ушел вперед. Я так специально спланировал, потому что хотел оказаться на месте первым и побыть там в одиночестве.

Стояло чудесное июньское утро. Прохладная роса еще лежала на кустах диких роз и полыни, проросшей скошенной прошлой осенью травы. К полудню будет жарко. Это я мог предсказать не хуже метеорологической службы. Жарко и ясно. А значит, вылезут клещи. В такую рань вокруг никого не было. Мимо меня на шоссе промчались только две машины. Я свернул на покрытую щебенкой проселочную дорогу к Машкигу, которая была с обеих сторон обсажена деревьями и поначалу бежала вокруг озера. Вдали из-за кустарников виднелись дома на берегу. Время от времени мне под колеса бросались местные собаки, но я так быстро крутил педали, что пулей пролетал по их территории, и они только успевали меня облаять, но ни одна не бросалась в погоню. Даже клещу, спланировавшему с дерева мне на руку, не удалось вцепиться в кожу. Щелчком пальца я скинул его и помчался еще быстрее, пока не выехал на тропинку, ведущую к круглому дому. Тропинка все еще была перекрыта заграждениями в виде пластиковых конусов и крашеных стальных бочек. Я догадался, что эту дребедень тут оставили полицейские. Я слез с велика и повел его рукой, внимательно осматривая землю под ногами и заглядывая под кусты. В последние недели все тут сильно заросло листвой. Но я искал то, что могло бы ускользнуть от других глаз – как нередко бывало в детективных романах, которые я брал у дяди Уайти. Но я не заметил ничего необычного, ничего, лежащего не на своем месте, правда, это же был лес, и тут в общем все лежало не на своем месте. Словом, я не нашел ничего, что могло бы показаться тут лишним. Все было тщательно прочесано вдоль и поперек. Что было странно. Вот бы найти хоть пустую банку, пробку от бутылки или горелую спичку. Но нет, тут явно все прибрали. Не обнаружив ничего интересного или полезного, я дошел до просеки на возвышенности, где виднелась круглая бревенчатая постройка.