Когда Евгений Винокуров решил на волне хрущёвской оттепели издать книжку Коржавина, то оказалось, что все свои стихи Эма помнит наизусть, а записанных у него мало. Выручило, что был у Коржавина приятель, который собирал его стихи. К нему и привёл Винокурова Наум Коржавин.
И Винокуров сумел издать его книжку «Годы» (1962), взяв на себя ответственность за её содержание, разрешив издательству «Советский писатель» указать в выходных данных, что он, Винокуров, – редактор книжки.
Но на этом благоприятный для поэзии Коржавина период кончился. Больше его книг у нас в стране не выходило. Его изредка печатали в периодике и весьма много в самиздате, публикация в котором не добавляла власть имущим желания издавать книги Наума Коржавина, наоборот: укрепляла их в уверенности, что этого делать не нужно.
В 1967 году его пьесу «Однажды в двадцатом» поставил Театр имени К.С. Станиславского. И было забавно смотреть, как на «бис» выходили к зрителям внешне похожие друг на друга Евгений Леонов, игравший в спектакле, и автор Наум Коржавин.
Он не врал и тогда, когда объяснял свою эмиграцию отсутствием воздуха для жизни. Да, ему перекрыли кислород, вызвали в прокуратуру и заверили, что дышать в стране ему будет нечем.
За границей он сражался, как лев, против революционной идеи и любых форм социализма. Отстаивал гармоническое искусство как единственно возможное. И в этом я с ним полностью согласен.
Некогда в 1961 году он напечатал в «Новом мире» статью «В защиту банальных истин», которая меня во многом сформировала.
В перестройку Коржавин впервые приехал в Москву для выступлений по приглашению Булата Окуджавы. Потом приезжал не раз. Он практически ослеп, и его сопровождала Люба, которую как жену Коржавина, чудесно характеризует её девичья фамилия – Верная.
Увы, недавно Люба скончалась.
Приехав в тот первый раз в Москву, Коржавин навестил своего старого друга спортивного журналиста Аркадия Галинского, который в 1971 году издал книгу «Не сотвори себе кумира» – о договорных матчах и за неё – до 1989 года был изгнан из советской печати. Коржавин сказал ему о Гайдаре и его команде: «Я им не верю». А позже и написал об этом.
Тогда, читая его, ему удивлялись. Сейчас стало очевидно, что он во многом оказался прав.
Известно, что Коржавин с Бродским не любили стихи друг друга. Это и понятно. Слишком разные у них пристрастия, вкусы, предшественники. Поэтому не согласимся не только с Коржавиным в том, что Бродский плохой поэт, но с Бродским в том, что Коржавин плохой поэт.
На мой вкус, очень хороший.
И в доказательство – его старое, всем известное, исторически актуальное и нынче стихотворение об Иване Калите:
Давно, наверное, лет сорок назад (точно вспомнить не могу) я в журнале «Детская литература» опубликовал статью, где среди прочих детских книжек критиковал какую-то Владислава Крапивина. Статья была не о нём. Больше я о нём никогда не писал, и поэтому, когда мне с Урала прислали его книжку, где отрицательный герой носит фамилию Красухин, я понял, что и той одной моей статьи оказалось достаточно, чтобы Крапивин считал меня своим врагом.
Окончательно я в этом уверился, читая лет пятнадцать назад его интервью с журналистом, где он сказал, что его путь в литературе был не накатанной дорожкой, что критики Красухин и Арбитман о нём такое писали!
Роман Арбитман сам был писателем. Что он писал о Крапивине, я не знаю. Но боюсь, что претензии к Арбитману Крапивина такие же, как ко мне: чем-то не понравилась Арбитману какая-то повесть Крапивина.