Он тогда в соавторстве с Вадимом Скуратовским написал пьесу о Германе Лопатине «Удалой добрый молодец».
Но знакомство наше не продолжилось. Снегирёв в Москву не приезжал, в «Литературную газету» не заходил. Его исключили из партии в 1974-м. На этой почве он заболел – развился тромбоз сетчатки глаз. Он стал слепнуть. Был переведён на инвалидность.
Однако с правозащитным движением его связи только укрепились. Он публиковался в диссидентской прессе и на Западе. Писал автобиографическую книгу «Роман-донос».
В сентябре 1977 года его арестовали. Он держался стойко. В октябре объявил голодовку. Его перевели на принудительное питание. В результате его парализовало.
И вот тут у нас в «Литературной газете» появилось его письмо «Стыжусь и осуждаю…» Прочитав его, я не поверил, что Гелий Снегирёв его писал. Я хорошо его помнил и не верил, что он может настолько унизить себя. Ведь он не был алкоголиком, как Якир, которого легко было сломить, играя на его страсти к спиртному.
Да и никто из моих друзей не поверил в подлинность письма. Парализованного Снегирёва помиловали. Перевели из тюремной больницы в обычную городскую, где он и скончался 28 декабря 1978 года. Когда он, разбитый параличом, мог написать это письмо, а главное – для чего ему было его писать, так и осталось без ответа.
Николай Осипович Лернер – один из видных русских литературоведов.
Он написал статьи о Белинском, Чаадаеве, Аполлоне Григорьеве, Лескове.
Однако главным делом его жизни была пушкинистика. За книгу «Труды и дни Пушкина» (1903, второе издание – 1910) Лернер получил премию Лицейского Пушкинского Общества. Он принял участие в академическом издании сочинений Пушкина, в издании Пушкина под редакцией С. Венгерова. Но самые, на мой взгляд, интересные книги Лернера – это «Проза Пушкина» (1922) и «Рассказы о Пушкине» (1929).
Надо отметить, что советские партийные литературоведы воспринимали Лернера как «сторонника ползучего эмпиризма» («Литературная энциклопедия»). И не только. В первой книжке знаменитого в будущем «Литературного наследия» читаем:
«До чего доходит наглость классового врага, орудующего под маской историко-литературных публикаций, можно судить по небезызвестному пушкинисту Н. Лернеру, который, печатая «новооткрытые» строфы пушкинской «Юдифи», сопроводил её следующими строками: «Подвиг еврейской национальной героини был для Пушкина не только благодарной художественной темой, над которой пробовали свои силы многие мастера пера и кисти. Юдифь была ему гораздо ближе. Недаром сам он создал образ русской женщины (Полины в «Рославлёве»), которая в 1812 г. задумала «явиться во французский лагерь, добраться до Наполеона и там убить его из своих рук». В наше беспримерно печальное безвременье, когда враги топчут нашу несчастную родину, когда подавлено патриотическое чувство и забыт бог, – знаменательно звучит этот донёсшийся до нас сквозь ряд неблагоприятных случайностей загробный голос великого поэта-патриота, который воспел великую народную героиню, – звучит и упрёком и ободрением. Вновь от низин, где мы барахтаемся, поднимает наши взоры excelsior [всё выше – лат.] к своей вышине, поэзия Пушкина, белоснежная Ветулия нашего искусства, «божий дом» русского слова и духа».
Классовый враг, прикрываясь Пушкиным, открыто взывал здесь к Розе Каплан, к террористическим актам. И это сошло ему с рук. Ныне этот контрреволюционер, меняя формы борьбы и маскируясь, окопался в харьковском «Литературном Архиве». Если в годы гражданской войны Лернер позволял себе, прикрываясь публикацией материалов, прямые террористические призывы, то теперь он нарочито подобранным документом и тенденциозными комментариями хочет опорочить саму идею революции».
Нарочно выбрал эту большую цитату, чтобы показать, в какой атмосфере приходилось творить прекрасному пушкинисту. Можно только представить, что было бы с ним, если б чекисты в 1931-м прислушались к словам этого поразительно безграмотного доноса (даже имя Каплан перепутали: она Фаина, а не Роза!). Недаром следователь, который в 1936 году вёл дело другого замечательного литературоведа Ю.Г. Оксману, сказал ему: «Умер ваш Лернер вовремя. Сейчас бы отсюда он уже не ушёл». «Отсюда» – печально знаменитый дом на Шпалерной. Какая, однако, уверенность, что Лернер бы там непременно очутился!