А вот стихи его мне нравились:
Уж с год таскается за мнойПовсюду марбургский философ.Мой ум он топит в мгле ночнойМетафизических вопросов.Когда над восковым челомВолос каштановая гриваВолнуется под ветерком,Взъерошивши её, игривоНа робкий роковой вопросОтветствует философ этот,Почесывая бледный нос,Что истина, что правда… – метод.Средь молодых, весенних чащ,Омытый предвечерним светом,Он, кутаясь в свой чёрный плащ,Шагает тёмным силуэтом;Тряхнёт плащом, как нетопырь,Взмахнувший чёрными крылами…Новодевичий МонастырьБлистает ясными крестами: —Здесь мы встречаемся… СидимНа лавочке, вперивши взорыВ полей зазеленевший дым,Глядим на Воробьевы горы.«Жизнь, – шепчет он, остановясьСредь зеленеющих могилок, —«Метафизическая связьТрансцендентальных предпосылок!..Рассеется она, как дым:Она не жизнь, а тень суждений»…И клонится лицом своимВ лиловые кусты сирени.Пред взором неживым меняОхватывает трепет жуткий. —И бьются на венках, звеня,Фарфоровые незабудки.Как будто из зелёных травПокойники, восстав крестами,Кресты, как руки, ввысь подъяв,Моргают жёлтыми очами.
На смерть Белого (он умер 8 января 1934 года) отозвался Мандельштам:
Голубые глаза и горячая лобная кость —Мировая манила тебя молодящая злость.И за то, что тебе суждена была чудная власть,Положили тебя никогда не судить и не клясть.На тебя надевали тиару – юрода колпак,Бирюзовый учитель, мучитель, властитель, дурак!Как снежок на Москве заводил кавардак гоголёк:Непонятен-понятен, невнятен, запутан, легок…Собиратель пространства, экзамены сдавший птенец,Сочинитель, щеглёнок, студентик, студент, бубенец…Конькобежец и первенец, веком гонимый взашейПод морозную пыль образуемых вновь падежей.Часто пишется казнь, а читается правильно – песнь,Может быть, простота – уязвимая смертью болезнь?Прямизна нашей речи не только пугач для детей —Не бумажные дести, а вести спасают людей.Как стрекозы садятся, не чуя воды, в камыши,Налетели на мёртвого жирные карандаши.На коленях держали для славных потомков листы,Рисовали, просили прощенья у каждой черты.Меж тобой и страной ледяная рождается связь —Так лежи, молодей и лежи, бесконечно прямясь.Да не спросят тебя молодые, грядущие те,Каково тебе там в пустоте, в чистоте, сироте…
А родился Белый 26 октября 1880 года. Прожил 53 года.
* * *
С отрывками из не совсем обычных мемуаров этой мужественной женщины читателя познакомил перестроечный «Огонёк». А необычность заключалась в том. что Евфросиния Антоновна Керсновская (родилась 8 января 1907 года) свою рукопись сопроводила удивительными рисунками, выполненными в дадаистской манере.
Рисунков было 700, а рукопись насчитывала 2200 страниц (от руки). Полностью эти мемуары опубликованы только в 2001–2002 годах.
Их семья оказалась в Бессарабии, которая в то время была частью Румынии, когда бежала от ЧК из Одессы. Однако 28 июня 1940 года СССР аннексировал Бессарабию и сразу же начал там репрессии.
Евфросиния Керсновская работала до этого на сельскохозяйственных работах. Была человеком зажиточным: работать она умела от зари до зари. Кроме того, она нередко нанимала соседей, помогавших ей трудиться в поле.
НКВД объявил её бывшей помещицей, всё отобрал и выгнал на улицу. Она устраивалась работать по частному найму: работать с людьми ей было запрещено.
Получив советский паспорт, она на выборах перечеркнула бюллетень, увидев среди кандидатов бывшую проститутку.
14 июня 1941 года её и других арестованных поместили в товарные вагоны и через месяц привезли в Нарымский край (теперь Тюменская область).