— Стакан дадите?
— Эт-ты, брат ты мой, — развеселился тот, — а у тебя горловина. Ну шары, только я чтобы в бушлате..
Все трое позировали напряженно, по-пьяному. Васильев рисовал гладко, избегая нечетких, приблизительных линий — в народе так легче идет. Это была чистейшая халтура. Но в сознании еще жила до поры мысль, что жанровая сценка где-нибудь пригодится, когда-нибудь всплывет. А не всплывет, так и черт с ней! Умудренному человеку дан один-единственный талант — не терзаясь зарабатывать деньги.
Он протянул рисунок. Трое склонились над ним, засмеялись, тыча пальцами. Наконец коренастый, прихрамывая, подвинулся к нему.
— А картинка-то не годится! — язвительно оценил он.
— Ни в какую! — поддержал маленький. — сходственности нет.
— Стакан водки! — ужаснулся длинный и допил из своей посуды.
— Что вы, братцы! — растерялся Васильев. — Я же художник, член Союза. В кинотеатре мои панно видели?
— Панно! — передразнил коренастый. — Тебе панно, а людям г….
Васильев вырвал рисунок. Татуированная рука коренастого повисла над столом. Жанровая сценка когда-нибудь пригодится. Можно считать, что поработал над эскизом. На эскизы времени не жалко. Жаль, не удалось выпить.
Он презрительно посмотрел на подонков и вышел. В голове уже созрело решение съездить в мастерские. Там должны обмывать выставку. Обиженному нужно смириться и попросить приюта.
Масленые глаза
и сальные разговоры —
жирновато для девиц
Одна дамочка несла хула-хуп. Потом такой же алюминиевый обруч пронес мужчина. А когда встретилась девочка, Карпухина осенило, и он спросил, где продают такое увеселение. Девочка показала пальцем на длинную очередь, подпиравшую стену магазина, и еще соседнего дома, и еще здания нотариальной конторы.
Он сообразил: товар штучный, все пойдет в темпе, как перед кассами метро. Занял очередь и действительно очень скоро, оглядываясь, мог оценить проворство продавщиц. Передвигаясь по тротуару, Виталий разглядывал девушек, которых здесь было не меньше, чем на ярмарке невест или на выступлении Евгения Евтушенко. Короткие юбочки в обтяжку, легкие платья — за ними в ветер девчата никак не уследят руками. Ножки, шейки, локоточки — глазу мужчины приятен цвет загара.
Он заметил, что три девушки, стоявшие от него неподалеку, посматривают в его сторону, перешептываются, громко смеются. С некоторых пор внимание девушек не трогало Карпухина. Даже как-то скучно становилось. Он и сейчас хотел подойти к этим троим и сказать, что масленые глаза и сальные разговоры — жирновато для девиц, но не подошел и не сказал — побоялся пожилых. Только посмотрел на них строго, давая понять, что они ошиблись — он не главный флиртолог области.
Впереди него стояла старушка. Она покрикивала, чтобы не пускали без очереди, нетерпеливо напирала на передних. Виталий размышлял о своем, а старуха скоро совсем из себя вышла от крика.
— Не пускайте ее! — визгливо требовала она. — Пусть станет в очередь — вон какая толстая!
Толстая упрашивала пропустить ее. Она обращалась то к одному, то к другому, но люди отворачивались или застенчиво отказывали. Женщина передвигалась вдоль очереди, и наконец Карпухин расслышал, как она сказала:
— У меня сын больной, понимаете? Ему врачи прописали…
— А что с сыном? — спросил Виталий и выпятил грудь, чтобы старуха, стоявшая впереди, разглядела медицинский значок.
У него болезнь Бехтерева, — ответила женщина, подходя к нему и угадав в нем медика. — Ему врачи прописали лечебную физкультуру, а я боюсь, не достанется обруч…
Виталий чуть не присвистнул — болезнь Бехтерева!
Глупо было бы говорить, что ее сыну, к сожалению, хула-хуп не поможет. Посмотрев на девушек, он молча отступил назад и пропустил женщину впереди себя. Старуха перестала кричать, потому что уступить позади себя — это пожалуйста. Другие вообще молчали, расслышав, в чем дело.
— Как вы думаете, поможет? — спросила толстая женщина.
— Непременно, — ответил он, не терзаясь по своей профессиональной привычке сказанной ложью.
Минут через пятнадцать они вошли внутрь магазина, где очередь была не такой пугающей. Старуха сбегала к прилавку и сообщила, что там, ого, всем хватит.
Случайно посмотрев в ту сторону, где был обувной отдел, Виталий узнал в длинном парне жениха Галины Ивановны. Хула-хуп висел у него на плече, жених присматривал женские туфли. Обычно женихи знакомых девушек вызывали у Карпухина сложное чувство, основной составляющей которого была неприязнь. Но сейчас он порадовался за секретаршу. Пусть устраивается. Может, этот долговязый поумнеет за долгие годы супружества.