— Я вам могу пообещать, что редакция будет бороться за человека… за вас. Это станет смыслом статьи, какой бы обидной вы ее ни нашли и каких бы слов ни наговорили нам.
Он едва не рассмеялся — настолько по-журналистски темпераментно это было сказано и настолько туго переплеталось в ее словах обещанье вечного спасенья и долгого позора.
Васильева с интересом смотрела на Золотарева, который отчего-то повеселел. У него, как у всех нервных людей, переменчивое настроение.
Ей не хотелось ехать в эту командировку. Предварительно познакомившись с делом, она убедилась, что у нее нет никакого права предъявлять по указанию редактора обвинения человеку, который совершил ошибку по неопытности, осознал ее и понес за нее наказание. Редактор удивился ее категоричности и сказал, что его насторожил звонок одного врача. Некий Великанов просил содействия газеты. «Дело щепетильное, — сказал редактор, — разберитесь на месте и не забывайте — речь идет о смерти ребенка». Коля Великанов только усложнил эту историю. Лучше бы он не звонил.
— Так что вы хотели выяснить? — спросил Андрей.
— Я хотела… Вы помните ту ночь, после смерти девочки? — решилась она, холодея от мысли, что сбилась и предлагает этой беседе чужой, слишком откровенный и сентиментальный тон.
Улыбка на его лице стала растерянной. Он разозлился на себя: раскис и не сопротивляется событиям. Та справедливость, которая ему где-то уготована, она делается человеческими руками — в суде, в редакции, в семье погибшего ребенка. Значит, ошибки возможны не только у него, но и у них, у тех, кто готовит доски для эшафота.
— А вы поверите тому, что я не спал и… завешивал окно, чтобы луна не светила в глаза, и что в больнице нашел только два порошка люминала. Они на меня не подействовали…
— Поверю! — ответила она, твердо глядя ему в глаза.
— А тому, что я всегда хорошо сплю и в ту ночь мне тоже снились райские кущи и бесплатная путевка в Карловы Вары?
— Не поверю! — Длинные ее ресницы опустились, она тряхнула волосами.
— Спасибо вам. — Он сел за стол и нервно потер лоб. — Но ведь это беллетристика, и оттого, насколько проникновенно я скажу или удачно солгу, или насколько правдоподобно вы это опишите — от этого зависит справедливость, точнее — моя судьба!
Она снова тряхнула волосами.
— Наверное, в статье это не понадобится…
— Ага, значит, так… Вроде эмоциональной зарядки для автора?
Женщина не ответила. Он сейчас же устыдился своей насмешливости.
— Скажите, вы не говорили с родителями… с Бобровыми? — спросила она после некоторого молчания.
— Нет.
— А почему?
— Я все время думаю над тем, какие шаги должен сделать. Наверное, надо куда-то ходить, ездить, стоять в приемных, упрашивать. Это не в моем характере. Но идти к Бобровым, валяться в ногах!..
— Получается, вы на них обижаетесь или все-таки считаете себя правым?
— Нет, конечно! Но просить людей обозленных, безутешных… Их разве что расстрел удовлетворит…
— Просить? Это действительно было бы недостойно. Придите к родителям, к матери, которая потеряла ребенка. Ну… расскажите обо всем. Может, все и началось с того, что вы не поговорили с ней по-человечески. Вспылили, обиделись, когда мать не поняла… А она и не могла понять, как все сложно и сколько сил вы потратили. Ну представьте себе…
— Я был в ужасном состоянии, — признался Андрей, чувствуя какое-то облегчение на душе. — Вышел из операционной, а тут по работе дергают… А мамаша ходит по пятам и в сотый раз спрашивает, не видел ли я там, внутри, иголку. Девочка накололась пять лет назад…
Он снова закурил. Сухая, не туго набитая сигарета в несколько затяжек превратилась в окурок. Жгло пальцы.
Тоня не представляла себе свою статью. Обещая Золотареву, что редакция будет бороться за человека, она надеялась убедить редактора, не знавшего всех подробностей. Вполне возможно, статья вообще не появится, но это не освобождает ее от взятой на себя обязанности довести дело до конца. Так или иначе, жизнь ей подсказывает новые слова, правдивые и невыдуманные. Перед ней сидел человек, о котором она слышала всякое. Хорошее сводили к деловым качествам — больница образцовая, персонал обучен, показатели лучшие в области. А вот человек… Некоторые пожимали плечами, отмалчивались, что-то мямлили. Резко говорил о Золотареве его заместитель Архипов. Сам нашел ее в райисполкоме.
— Вы увлекаетесь цветоводством? — кивнула она на стеллаж.
— Два года проучился на биофаке.
— И бросили?
— Отчасти — да…