Выбрать главу

Андрей устал. Когда ему предложили специализацию по хирургии, он так и решил — надо отдохнуть. Черта ли в этой специализации? Бывший хирург района за два года так натаскал его, что сейчас Андрей только посмеивается над желанием ребят ассистировать на пустяковых операциях. Впрочем, у Зарубина это не назовешь каким-то горением. Он просто дисциплинированный школяр — ужасно при его подлости.

Не любит он таких людей. Ему даже смеяться над ними трудно. Хочется выругать — это короче и доходчивее. Но у Мити есть все задатки начальника: ему чихать на то, что о нем говорят. Сегодня он поймает где-нибудь Андрея за пуговицу и будет долго пилить тупым ножом наставника:

— Видишь ли, я вынужден тебе сказать как староста, что ты не поехал на пожар и, значит, покинул свой боевой пост. Мне кажется, что администрация больницы не преминет сделать отсюда определенные выводы.

Ну что ему ответить? Андрей не обладает неторопливой рассудительностью Великанова и голодным, всепожирающим остроумием Карпухина. Не наделила его природа и кулаками Саши Глушко — они у того иногда сходят за аргументы.

Что ему ответить? Несчастье Зарубина в том, что место бухгалтера в облтопе ужи занято.

Андрею все здесь надоело. Утренние конференции — на них больше говорят о пищеблоке и котельне, чем о лечебном процессе. Обходы больных — педагогически они построены неправильно и преследуют цели только практической хирургии. Операции — все четыре месяца стажеров будут ставить ассистентами, а на заключительном совещании будут ждать от них благодарности за науку.

Виноват — писанины в изобилии. Заполняй истории болезни вновь поступивших, веди дневники, пиши протоколы операций. Это есть, этого сколько угодно!

Его разозлил сегодня главный хирург. А послать туда, на пожар, Золотарева! Дать ему фельдшерскую сумку с таблеточками и бинтиками — и пусть орудует! По Сеньке, мол, и шапка. Распорядительская деловитость главного хирурга — просто пыль в глаза. Когда старики становятся в позу полководцев, не жди от них героических решений.

Золотарев сердито шагал ко комнате. Уснуть не удалось. Он взял халат и вышел на улицу. Вспомнил по дороге, что, кажется, не закрыл дверь. Черт с ней!

Асфальтовая дорожка провела его мимо кухни, а потом между двумя большими корпусами. Машин уже не было. По двору бегали санитарки с ведрами, с кислородными подушками — обычное начало трудового дня в больнице. Окна в операционных еще светились зеленоватым светом.

Стоят жаркие дни, асфальт к полудню становится мягким. А после воскресных посещений дорожки истыканы женскими каблучками, вопреки утверждению старинных поэтов насчет эфирности и бесплотности женщин. Старинные поэты, не занятые поисками средств выразительности, слишком умилялись самим предметом описания. В грустные минуты и Андрей иногда чувствует в себе пращура, который, пощипывая лютню, горячо и высокопарно умоляет богиню показать ему крохотную туфлю, после чего обещает умереть тихою смертию склеротика. Честно говоря, хочется встретить богиню, и, может быть, он сидел с ней рядом в районном Доме культуры, но в тот момент, когда ему приходили в голову слона прославленных бардов, в кинозал, пригнувшись, прокрадывалась санитарка и испуганно шептала, что в больницу привезли тяжелого больного. И он уходил, а богиня с натруженными руками оставалась в кино.

Почему он вспомнил этот эпизод? У хирурга память устроена неуслужливо, на смех настоящему мужчине. Он забыл лица и имена тех девушек, с которыми сидел, но хорошо помнит — это было перед отъездом на специализацию, что в один такой вечер его вызвали к девочке, у которой он диагностировал аппендицит и которую так неудачно оперировал. Мать погибшего ребенка собиралась подать на него в суд. Девочка не выходила у него из головы. Снова и снова он вспоминал, как через маленький аппендикулярный разрез увидел темную кишку. Аппендицита не было, был заворот кишки. Чтобы не терять времени, он через этот же разрез попытался развернуть заворот. Конечно, так не делают. Надо было зашить первый разрез и пойти срединным. Но девочка была тяжелой. Он спешил. К тому же кишка порозовела, и Андрей спокойно зашил брюшную полость. Потом он уехал в город — вызвал облздравотдел. А когда приехал, девочка лежала в тяжелом состоянии. Пришлось оперировать повторно. Кишка оказалась мертвой. Сделал резекцию кишки, но ребенок погиб.

Золотарев остановился у цветника, разбитого недалеко от поликлиники. Была у Андрея слабость — цветы. Так принято говорить — слабость. Какая же это слабость?