Клавдия Павловна проводила старуху и объяснила, сглаживая неловкое для горожанина впечатление от визита:
— Жизнь у нее тяжелая была. Муж ее только что печкой не бил…
Скоро пришел Евгений. Он долго фыркал под умывальником, потом с полотенцем через плечо подошел к Карпухину и протянул руку.
За столом разговор сначала не клеился. Брат смотрел на Карпухина не то что недружелюбно, а как-то выжидательно. Наверное, все братья симпатичных сестер становятся похожи друг на друга перед лицом вот такой долговязой опасности.
Клавдия Павловна взглянула на портрет мужа, и у нее неожиданно вырвались слова, от которых она сама притихла и покраснела:
— Вот бы посмотрел отец…
Сын закашлялся, зло отодвинул тарелку. Валя подхватила из рук матери блюдо с курицей и стала поспешно обходить стол.
— Папа не любил кур в хозяйстве, — засмеялась она, — просто ненавидел. Если курица заходила на веранду, он ей сворачивал голову.
Брат кивнул, оценив находчивость сестры.
— И еще он не любил, когда какой-нибудь начальник пообещает: «Мы этот вопрос решим…» Вот не любил! Он говорил, что это есть хитрость у бюрократов — «решим вопрос». А бюрократам он тоже готов был головы того…
Карпухин не смутился, все шло нормально. Если бы это происходило за круглым столом общежития, Виталий уже что-нибудь выдал бы в гривуазном духе. Только одно тревожило Карпухина: что скажут ребята, когда узнают, где он был. Уж наверняка Зарубин сплетет сеть из причастных и деепричастных оборотов, в которой станет биться жиденькая мысль.
— Между прочим, — говорила Валя, поглядывая на Карпухина, — с ним здесь работала Клара Архиповна Щапова, она знает, как он не любил бюрократов.
— Вот как? — встрепенулся Виталий.
— Она была бухгалтером, — объяснила Клавдия Павловна.
— И проворовалась, — буркнул Женя, наливая в рюмки.
Виталий, чтобы не оборвалась тоненькая ниточка интересного разговора, заметил:
— Веселая женщина. Быть ей конферансье в тюремной самодеятельности.
Мать улыбнулась, словно что-то вспомнила, да не стала говорить. Сын выпил рюмку, похрустел огурцом.
— Не посадили ее, выкрутилась, — сказал.
— Зато потом на мне отыгрывалась, — вздохнула Валя, — не принимала на работу, крутила…
— Ладно вам, — запротестовала мать. — Очень интересно это доктору слушать.
— Вы все время будете в травматологическом отделении? — спросила Валя.
— Нет, скоро перехожу в хирургическое. Травматология уже надоела. Вечно в гипсе вымазан. Идешь но улице, а старухи судачат: «Смотри-ка, маляром работает, а одет-то прилично и шляпу избоченил!»
Когда встали из-за стола, к Виталию вернулось ощущение времени. Они с Валей вышли на веранду. На сарае позади дома бегали солнечные зайчики от раскрытых окон, которыми играл ветер. Добродушного вида пугало в подсолнухах растопырило рваные рукава.
— В расчете на птичий умишко? — кивнул Виталий в сторону огорода.
— Что? — не поняла Валя.
— Да нет, просто так. Значит, я пойду…
Ему стало грустно. На минуту показалось, что это конец. Завтра при встрече она пройдет мимо, опустив глаза. А он не найдет в себе смелости остановить ее. Так не раз уже случалось с другими знакомыми девушками. Поэтому Карпухин не любил девушек с повадками цариц. Чопорные, надменные, с короткой памятью, они напоминали ему кошек, которые на улице дичают и не узнают хозяина, не подходят, как их ни зови. А ведь сидели на коленях…
Он посмотрел в ее глаза и сразу же забыл о царицах и кошках. Валя стояла совсем рядом, запрокинув голову, маленькая, тоненькая, с пышной, как и положено в этом году, прической. И вот такая невиданная сумела затмить собой красоту Аси и Гали Степановой.
— Я приеду завтра, успею к работе. Сестра сегодня свободна, и я побуду с мамой.
Мама мелькала то с посудным полотенцем, то с кипой высохшего белья. Женя в комнате подпевал репродуктору. Странно, что Виталия больше не пугала простота отношений с Валей Филимоновой — та самая простота, которая в глазах иных людей сама по себе не существует, а только скрывает за собой нечто такое… Ух, эти сплетники!
— Ты ухаживаешь за ребенком сестры? — Сказал «ты» и не заметил. Уже потом догадался по необычному звучанию вопроса.
— Я делаю Ларисе массаж. Она болела полиомиелитом.
Он порывисто пожал ее руку и сбежал с крыльца. Не оглядываясь пошел мимо бревен у забора, мимо молодых тополей, озадаченных кумушек и расцвеченных закатом окон.
А вы не слыхали, а вы не слыхали, что будут закаты имени Вали?