Продвигались мы очень медленно, прижимаясь всем телом к дощатой сарайной стене и отчаянно цепляясь пальцами за каждую неровность.
Вдруг со стороны соседского дома послышался страшный крик: «Ах вы черти! Ну, черти, подождите!»
Сосед был страшный дядька, лохматый, с тёмным лицом и клочковатой бородой. Звали его Мурин. Говорили, что он колдун, и все его боялись, но Томка ещё неделю назад сказала, что он куда-то уехал.
Когда я услышала этот жуткий хриплый голос, у меня внутри всё оборвалось. «Конец пришёл», – подумала я. Оглянулась – и в тот же миг свалилась в высоченную крапиву, росшую у самой стены сарая.
Мурин орал из распахнутого окна своего дома. На моё счастье, в ту минуту, как я летела в крапиву, он как раз отвернулся от окна, направляясь к двери.
Из крапивы я услышала только Томкино «Скорей!» – и замерла, как кролик в клетке. Потом до меня донеслись ещё какие-то звуки: скрежет, пыхтение и как что-то хлопнуло, не знаю что. Опять вопли Мурина, уже совсем близко. «Гады! Сволочи! Где они, черти эти?» И потом мат, целый поток этого противного мата.
Никого не увидев на карнизе, Мурин, видимо, пошёл к своей калитке, потому что через минуту, длившуюся вечность, она хлопнула так оглушительно, как будто кто-то ударил меня по голове.
Руки и ноги горели от крапивы. Сердце прыгало, как лягушка.
Вдруг я поняла, что настал миг, когда можно спастись. Я добежала до муриновской яблони, которая росла рядом с окошком сарая, быстро залезла на неё, сделала два шага по сарайному карнизу и стукнула в оконную ставню.
Окно тут же со скрежетом отворилось, и показалась Томкино лицо с блестящими озорными глазами.
– Женька! Молодчина! Давай скорей!
Внутри было довольно темно, пахло помоями, стружкой, ещё чем-то таким, и по всему этому узкому пространству носился обезумевший пятнистый поросёнок и орал так, как будто мы пришли, чтобы его зарезать.
Вначале я стояла остолбенев и только таращилась в потёмках. А Томка с Тимом смотрели на меня. Но потом нас как будто прорвало, и мы стали хохотать как сумасшедшие. Мы хохотали, а Васька носился вокруг нас дикими кругами.
Но вот в саду – теперь уже Томкином – послышались голоса. Это Мурин орал на дядю Витю, а дядя Витя пытался что-то отвечать Мурину.
– Где эти черти? Выпороть этих чертей! Как нет? В преисподнюю, что ли, провалились? Ещё раз увижу – выпорю, своих не узнают.
И опять мат этот страшный.
Мы смотрели в дверную щель и дрожали от страха. Но дядя Витя ему сказал:
– Ну дети же! Мы, что ли, там не были? И мы были…
Потом Мурин повернулся и пошёл, всё так же страшно ругаясь, по направлению к калитке.
Только он исчез, как дядя Витя кинулся к поросятнику: Васька так и не успокоился и визжал на самой высокой ноте, так, что хоть святых выноси.
А мы хоть и не святые были, но тоже чуть не оглохли.
И вот заходит дядя Витя к нам, прищурился в полумраке и говорит:
– Так, ну что, Том Сойер? Пороть пора! Твоя затея?
Томка не моргнув глазом:
– Моя.
Тим рядом с ней встал:
– Наша общая.
А я где стояла, там так и стою, ничего не говорю.
Дядя Витя:
– Защитник? Жених, что ли?
Тим смутился:
– Да нет, так просто… друг.
Дядя Витя:
– И её с собой потащили (показывает на меня). Посмотрите на неё, еле живая. И Ваську мне перепугали до смерти. Вась, Вась, ну всё. Паразиты они.
Потрепал его по загривку, и Васька затих.
– Яблоки, что ли, воровали?
– Зачем они нам? Своих полно, – сказала Томка.
Дядя Витя посмотрел на маленькое зелёное яблоко, валявшееся на полу под окном.
– А это что? Может, Васька принёс?
Васька успокоенно чавкал, уткнувшись пятачком в корыто.
– Нечаянно сорвалось, – терпеливо объяснил Тим.
– Ну а тогда какого чёрта?
– Пап, – сказала Томка сердито, – просто мы ходили в КРУГОСАРАЙНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. А Мурин этот нам всё испортил.
– В КРУГОСАРАЙНОЕ? – Дядя Витя посмотрел на нас незнакомым серьёзным взглядом, как будто вспомнил что-то далёкое. – До середины, значит, только дошли…
Потом, помолчав, плюнул с досадой себе под ноги:
– Кругосарайное! Мурину этого не понять! Ладно, уж коли так, будем считать, что проехали.
Двор, школа, двор…