- Что-то вроде того. Во всяком случае, общался, среди прочих, с киношниками и телевизионщиками. И получил взятку. Не знаю, как это называется в Каннах, может. плодом фигового дерева?
- Ну?!
- Один весьма серьезный дядя с телевидения предложил мне сделать сюжет о моем агентстве. Ведь по официальной версии я - директор частной детективной службы.
- Это я уже давно уяснила и ничего другого себе даже не представляю... Так этот дядя попросил тебя последить за любовниками жены в обмен на любезность предоставить телеэкран?
- Нет, он, кажется, холостяк. Но зато я предложил ему снять мою супругу. Рассказал ему о "телефоне доверия" и он заинтересовался.
- Не понимаю, чего ты смотришь, как аист, принесший младенца? Я, что, должна радоваться? Полузакрыв глаза, Серж расслаблялся, смакуя напиток.
- А ты подумай... Подумай, - вам нужна реклама? Вам нужны деньги? Тебе, в конце концов, нужны подруги-завистницы? Да и мне скучновато без поклонников жены, которых я смогу находить в наших бесчисленных зеркальных шкафах.
- Серж, это не зеркала - это покрытие окиси титана под старую бронзу. Ты же видишь - они туманные и совсем темные.
- И весьма пригодны для сокрытия дюжины атлетов.
- Из театра лилипутов. - Обиделась я за нападки в адрес дизайна и за свои мизерные 120 кв. метров. - Но ты, как всегда, прав. Я просто вынуждена блеснуть на телеэкране.
Автора программы, в которой я должна была принимать участие, звали Никитой.
- Я родился в шестьдесят первом - прямо в Карибский кризис. - Смущенно опустил он глаза. - Ребята зовут меня Хрущем. А для телезрителей я, как известно, Никита Сергеевич.
- А меня можно просто звать Славой.
- Очень удачно для эпохи застоя в том случае, если отца звали КПССом.
- Отца звали Георгием. А вот пожилую даму по имени Даздраперма мне пришлось встретить - она лежала в нашей клинике.
- Понятно - отягощенная наследственностью Если я правильно сориентировался - девочка родилась первого мая. И родители просто не удержались - "Да здравствует Первомай!" Похмельная эйфория - дешевая водка.
- С вами легко договориться, Никита. И вы, конечно, понимаете, что мне от вас нужно.
- Здесь без вариантов - всем нужна реклама и спонсоры. Только я хочу сразу оговориться. - Никита взял со стола изящную вещицу неизвестного предназначения и покрутил руке.
Он обладал интеллигентной внешностью, приятным голосом и прекрасными спокойными руками. "Сильная воля, самоуверенность, - постановила я. Скорее всего, бешеный успех у одиноких интеллектуалок".
- Это бомба. - Он передал мне рождественскую игрушку в виде прозрачного цилиндра со снежной метелью внутри. - Вы видели её в киносериале "Спрут-5". Мне подарил её сам режиссер в знак солидарности. Я иногда затрагиваю весьма острые криминальные темы.
- Криминальные? - Удивилась я. - У нас скорее медицинская сфера. Или, вернее, - социальная психология.
- Вот об этом, Славочка, как раз и расскажете нам. Собственно, вы представите только одно звено пестрого коллажа. Так сказать, зарисовка на тему "Так жить нельзя" и "Свет в конце тоннеля".
Я вспомнила случай с самоубийцей, исполнявшим гимн и кое-какие примеры социальных "сдвигов".
- Нет, Боже упаси, никакой политики. Меня интересует психология нашего раздавленного, расплющенного, но все-таки живого человека... Его связь с культурным наследием нации, проблески нравственной преемственности. Фантазировал Никита, вопросительно глядя на меня. - Хорошо бы нечто дамское, про любовь и страсть...
- Про любовь? В смысле продажном или поэтическим? - Хорошо бы во взаимосвязи, в диалектическом единстве: высокое и низкое, вечное и преходящее...
- У меня был один пациент... Самоубийца на почве неразделенной любви... Все классику цитировал.
- Старик, урод, шизик, наркоман?
- Нет. Вполне нормален, молод... Мы, правда, не встречались, но собеседник интересный. Учился на филфаке.
Глаза Никиты заинтересованно блеснули.
- А нельзя его поснимать? Ну, во время беседы с вами?
- По телефону?
- Нет, как бы здесь, в студии.
Я быстро прокрутила в уме варианты и пришла к отрицательному ответу.
- Думаю, он не согласится откровенничать на экране... Хотя, пристрастие к позерству у Юла есть.
- Юл? Это - юный ленинец?
- Это Юлий. Его родили в годы повального диссидентства и увлечения скрытыми аналогиями с римской историей.
Я обещала Никите в ближайшие дни связаться с пациентом. И лишь дома поняла, что не знаю ни его адреса, ни телефона. Собственно, проблема пустяковая, тем более, с возможностями Сергея.
Следующим вечером я в раздумье сидела у телефона с полными данными интересующего меня лица. Зачем мне это все? Почему я хочу вытащить в передачу незнакомого и даже не очень-то симпатичного мне парня - позера и слюнтяя? Возможно, протягиваю ему очередную "соломинку", чтобы отвлечь от навязчивой идеи, а может, сама цепляюсь за чужую беду, спасаясь от собственной? Ни то, ни другое. Я уже разделалась с навязчивыми воспоминаниями, а в серьезность трагедии Юлия не слишком верила. Хотя, как знать? Сейчас наберу его номер, и кто-нибудь скажет мне самое страшное...
Я тщетно звонила Юлию Викторовичу до глубокой ночи. Утром, набирая его номер, я была уже почти уверена, что мой пациент либо в тюрьме, либо в больнице.
- Алло? Не молчите, если уж разбудили... Алло?
Да, это был его голос. Но более уверенный и менее деликатный, чем я привыкла слышать.
- Простите, мне надо поговорить с Юлием Викторовичем.
- С кем имею честь?
- Владислава Георгиевна из "телефона доверия" - Бодро доложила я и замолкла, прислушиваясь к тишине.
- Не понял. Это вы мне звоните?
- Да, мне дали ваш телефон в справочной.
- Ничего себе! Простите... Я так часто спросонья хватался за телефон и набирал ваш номер, а потом вешал трубку...
- Как вы себя чувствуете?
- Вашими молитвами. Продал квартиру, раздал долги. Взял кое-какую надомную работу. Сижу пишу. На хлеб хватает.
- Где же вы сейчас? Не понимаю, чей это телефон?
- Все вполне законно. Моя, то есть родительская трехкомнатная превратилась в однокомнатную. Приватизированную, с хорошей библиотекой, горячей водой и телефоном. Я - завидный жених.
- Девушки преследуют?
- Вы первая.
Я рассказала об идее передачи. О том, что сама не знаю, во что выльется импровизированное интервью на записи. Юлий помолчал.
- Значит, я вас заинтересовал как собеседник?
- Вы имеете ввиду психотерапевта или человека? Как специалиста, если честно, не очень. То, что вы здоровы, я поняла сразу.
- Выходит, моя история вызвала у вас чисто человеческое участие?
- Скорее так. Я очень сердобольная старушка. И люблю слушать сказки.
- В смысле? Вы не поверили "лавстори" с Лизой?
- Отчасти. Но это не должно всплывать в нашей беседе. Автор программы хотел бы услышать что-нибудь трогательное о превратностях большой любви. Особенно, от человека молодого - представителя "потерянного поколения". Так что, живописуйте, не стесняйтесь. Я постараюсь подыграть.
- Искушение блеснуть на экране очень велико. Даже в роли жалкого Пьеро-шизофреника с комплексом неполноценности.
- Скорее, с манией величия. Ведь ущербность и самовлюбленность - две стороны медали... Зачастую человек старательно выращивает в себе мнимые комплексы, чтобы иметь возможность всплакнуть над своей судьбой. А в случае чего не церемониться в средствах: ну что возьмешь с убогого?!
- Нелестная характеристика... Спасибо, что так долго возились со мной. Скучное дело - выслушивать откровения юродствующего болтуна.
- Лучше не продолжайте в этом духе... Я, действительно, благодарна вам за доверие и ещё за то, что не отомстили мне за первые сеансы, когда я вешала трубку. Ведь вы согласны появиться в телепередаче?
- Вам хорошо известно, что меня легко уговорить.
Мы договорились встретиться у проходной Останкино в два часа дня.