Я слегка вздрогнул от неожиданности, как бывает всегда, когда видишь кого-то там, где ты не ждал никого увидеть, и машинально сказал:
– Здравствуйте.
Женщина не ответила на приветствие. Она просто смотрела на меня.
Я спросил:
– Вы кого-нибудь ищете? – Ну или что-нибудь в этом роде.
И она вновь ничего не сказала.
Она просто стояла и молча смотрела на меня, эта странная женщина, в нашей невероятной глуши, женщина, одетая, как существо из сна. Она не сказала ни слова, лишь улыбнулась, и эта улыбка очень мне не понравилась.
И вдруг я понял, что мне страшно: невероятно, непостижимо страшно, как бывает во сне, и я быстро пошел вниз по улице и завернул за угол. Сердце бешено колотилось в груди.
За углом я остановился, постоял пару секунд, а потом осторожно выглянул из-за дома и посмотрел на улицу. Под фонарем никого не было.
Я был в пятидесяти шагах от дома, но я не мог, просто не мог развернуться и пойти обратно. Я был слишком напуган. Вместо этого я побежал по темной аллее под сенью высоких деревьев, обрамлявших ее с двух сторон – побежал в старый город, к дому своей подруги, и добрался туда, запыхавшийся и дрожащий, перепуганный до полусмерти, как будто за мной гнались все гончие ада.
Я рассказал ей свою историю, и мы позвонили моим родителям, и те сообщили, что под фонарем никого нет, и согласились, хотя и не слишком охотно, приехать за мной и отвезти домой, чтобы мне не пришлось идти пешком.
Вот, собственно, и вся история. Хотелось бы как-то ее дополнить: например, написать, что потом я узнал, что лет двести назад на том месте сожгли цыганское поселение, или что-нибудь в этом роде – чтобы у истории было логическое завершение, чтобы у нее появился сюжет, – но никакого цыганского поселения не было.
Поэтому, как и во всех остальных случаях, когда в моей жизни случается странное, эта история так и останется без объяснений. И у нее не будет сюжета.
В памяти сохранились лишь желто-черная улыбка той женщины и тень страха, который пришел потом.