Травница мадам Саж, которая пришла позвонить, вздохнув, одобрительно кивнула. «Я открыла лавку, — сказала она, — без клиентов мне не прожить…» Дюпен, железнодорожный служащий, бледный, с беспокойными глазами, открыл было рот, чтобы ответить, да так и застыл, словно рыба, вытащенная из воды и задыхающаяся; он промолчал, у него была своя забота — да, не выступай, Дюпен. Шаррас спокойно заметил:
— Вы в духе времени, месье Флотт.
Он всегда будет держать нос по ветру, этот мерзкий проходимец, лишь бы дело шло, лишь бы пружины кроватей в его комнатах на час время от времени скрипели под задами клиентов, а это уж ему обеспечит армия-победительница с карманами, набитыми марками! Шаррас подошел к Дюпену, и они молча пересели в уголок, чтобы поговорить спокойно.
— У вас нездоровый вид, месье Дюпен. Тяжко вам, да?
— Я даже плакал, — отвечал Дюпен, — но и это не все… если б вы только знали!
Он не решался поделиться своей бедой. Хуже всего хранить тайну, когда не у кого просить поддержки и совета. «Месье Огюстен, послушайте. Мой сын Жюльен вернулся. Он сказал, что сам демобилизовался, ничего больше не оставалось делать. Он воевал под Шато-Тьерри, их из всего полка осталось не больше трех сотен человек. По Марне плыли трупы со вздутыми животами, рыбы дохли, понимаете, гранаты взрывались в воде и били пескарей… Его лучшему другу оторвало голову, когда он прикуривал папиросу. А Жюльен в этот момент наклонился, чтобы ножом счистить грязь с сапога, и остался жив. Товарищ какой-то момент стоял без головы, с кровавой дырой на месте шеи, а в руке дымилась папироса. Жюльен сказал: «Я даже не испугался, стал искать глазами голову, словно должен был поднять ее и приставить на место, я ее не увидел, а тело упало; я сел рядом, задумался… Все кругом рвалось!» Его осыпало землей, землей и камнями, он отключился, по его словам.
А когда пришел в себя, бой кончился, полка больше не было, только тишина и лунный свет. И он пошел по дороге один, в тыл. А там уже были фрицы, он прошел через их расположение, они спали… Сын вернулся три дня назад, но самое страшное не то, что он, может быть, дезертировал, война-то кончается. Представьте себе, месье Огюстен, что в ночь, когда убили месье Тартра, видели, как поблизости бродил солдат… А в эту ночь вернулся Жюльен. Теперь бакалейщица и Флотт — и как только умудряются они все видеть, все вынюхивать? — его подозревают. Может, они уже шепнули словцо полиции, ко мне приходил ажан, я едва успел запереть мальчика в сортире. А если бы ажану приспичило в туалет? Это был Фардье, он спрашивал, не заметили ли мы чего-нибудь в день преступления, разглядывал пол в столовой, точно надеясь увидеть там пятна крови, а потом сказал: «Похоже, убийство совершил дезертир… Я здесь торчу часами, наблюдая за хозяином и заказывая у него выпивку, он может быть доволен…»
— Вашего парня я могу поселить у себя. Ночью ему надо будет только перемахнуть через забор во дворе, — сказал Шаррас.
— Вы настоящий друг! — пылко ответил Дюпен.
«Чего эти двое там замышляют?» — подумал Ансельм Флотт. Радио повторяло обращение маршала Петена к нации.
Шаррас долго курил трубку, прислонившись к черной двери своей лавочки. Медленно сгущались сумерки, ночь, казалось, не решалась вступить в свои права. Девицы, спешившие подзаработать до наступления комендантского часа, выстроились вблизи отеля. Во мраке улицы Неаполитанского Короля показались трое солдат в высоких кепи. Они размахивали руками и нарочито безразлично озирались по сторонам. Самый маленький из них, он же самый молодой и белокурый, двигался как-то механически, время от времени зачем-то сходил с тротуара на проезжую часть, не сводя взгляда с блестящих носков своих новых сапог. Они издалека заметили девушек и порадовались скорой добыче. «Фрицы», — выдохнула Эмилия на ухо Фернанде. Блондинка и брюнетка, прикуривая, соприкоснулись кончиками пальцев, чтобы поддержать друг друга. «Мне по х…», — решительно заявила Фернанда. Эмилия зажмурила глаза: «Это они убили Шарли». Фернанда посерьезнела: «Ну явно не один из этих троих. Не дури, Шарли их тоже убивал…» Эмилия просияла: «Да, это точно». И, выпятив грудь, приоткрыв губы, она искоса глядела на приближавшихся мужчин, похожих на тех, что убили Шарли. «Он стоил многих, мой милый. На его деревянный крест пришлось как минимум три на той стороне…» Раймонда-Пышечка подскочила, позабыв всякое достоинство. «И не стыдно тебе?»