Услышав первый раз такие слова, Жюстиньен возмутился: «Человек должен сохранить лицо, даже если наделал в штаны…» — «Ваше лицо не имеет для меня никакого значения, и штаны не интересуют. Если вы рискуете шкурой ради своего удовольствия, нам с вами делать нечего. Сохраняйте лицо, но тогда я на вас полагаться не буду. Если вы решили работать со мной, я требую от вас здравого смысла, а не манер аристократа или крутого парня. Я должен рассчитывать на вас, надежного и живого, а не на павшего смертью храбрых…» Почему в тепле закусочной Лорану вспомнились эти слова? Охваченный подозрением, он, почти не поворачивая головы, изучал лица окружающих. Молодая элегантная женщина неотрывно взирала на невероятное лакомство; низенький старик-рантье с безумной улыбкой пускал слюни; высокий хмурый мужчина скорчил гримасу наказанного ребенка; белокурая студентка, принюхиваясь, раздувала ноздри… Жюстиньен резко обернулся и увидел Бубнового Туза, который стоял со скучающим видом.
— Вот те на, месье Леонар! Как здоровье?
Жюстиньен двумя пальцами ответил на рукопожатие.
— Превосходно! А ваше? — чересчур любезно поинтересовался Туз. — Давно не виделись. Я думал, вы уехали…
Жюстиньен солгал — неловко, он сразу понял это:
— Я был некоторое время в Касси…
Месье Леонар фальшиво осклабился:
— Какое совпадение! Я тоже там был.
Жюстиньен явственно расслышал насмешку в его словах. «Значит, вас не было в Марселе, когда прикончили месье Гадена? И вы ничего об этом не знаете, у вас превосходное алиби, да? Думаете, я, не поморщившись, проглочу ваши байки? Глаза-то вас выдали, умник». Лоран заморгал, и Туз заметил это, так как разглядывал своего собеседника словно через фантастическое увеличительное стекло. Последние сомнения у него исчезли. Награда, предложенная за поимку «террориста», стоила того, чтобы немного подсуетиться, без всякого риска — вроде бы. (По крайней мере, для месье Леонара: пусть рискуют шкурой легавые, это их способ заработать на пенсию.) В своем пальто из верблюжьей шерсти, в сдвинутой набок шляпе Бубновый Туз мог бы сойти за светского детектива — ну, не совсем светского… Прищурив глаза, он проводил взглядом удалявшуюся блондиночку-студентку. И произнес:
— Жаль, что я не повидался с вами в Касси. Да я и из дома не выходил. Романтическая любовь, знаете ли… Жаркий медовый месяц… (и сразу к делу:) Месье Лоран, я вас просто так не отпущу. Поужинайте со мной. Жаркое — объеденье, расскажете, как дела. И если хорошенькие женские ножки вам по нраву…
Жюстиньен заметил в толпе снаружи невысокого мужчину, сутулого, невзрачного, с засаленным галстуком, сосредоточенно уставившегося на дверь закусочной. Его выдавал клейкий взгляд. Жюстиньен, нащупав браунинг в кармане габардинового плаща, бросил сухо:
— Сегодня не могу. Спасибо. Сожалею. Мне пора бежать… А кстати, если вы скупщик, могу сторговать полдюжины автоматов… И обоймы к ним. Цена нормальная. Оптом и в розницу.
Жюстиньен точно клещами стиснул ослабевшую руку Туза. И устремился к двери, глядя прямо на невзрачного типа, который отвел глаза. Лоран со всей силой наступил ему на ногу, толкнул локтем под ребра, так что тот пошатнулся, буркнул с кривой усмешкой: «Пардон, мсье…» И вскочил на ходу в трамвай. Скользкий тип рванулся следом, пытаясь уцепиться за трамвайную «колбасу». Мелькнуло спешащее пальто из верблюжьей шерсти… Оторвался! Жюстиньен усмехнулся. Знают ли они мой адрес — это было бы плохо. Свидетелей нет; алиби тем более. Нет свидетелей? А кто знает? Станут они утруждаться, чтобы сфабриковать ложные показания? У Бубнового Туза в загашнике много отпетых мерзавцев. Смертная казнь или пожизненная каторга — но это будет совсем уж невероятным везением. Ставлю на казнь, господа! Жюстиньен на ходу выпрыгнул из трамвая прямо в толпу женщин, стоящих в очереди за продуктами. «Вы не могли бы поосторожнее, грубиян?» — «Простите, мадам, я врач, тороплюсь к тяжелобольному…» Тяжелобольной — это я сам, нет, весь мир. Сжимая в кармане браунинг, он бросился в переулок, прошел шагов десять, остановился, развернулся, готовый к схватке. Никого, кроме служанки с корзиной. Уже лучше.
Он возвратился к себе кружным путем через Старый порт. Поблизости от гостиницы бродили люди, которые могли вызвать подозрения, особенно человек, сидящий за столиком «Золотой рыбки», несмотря на пронизывающий ветер, и читающий газету. В газете дырка, знаю я этот трюк. Невезение — злейший враг. Обыкновенно Лоран носил деньги с собой, в шелковом мешочке, притороченном к поясу. Но именно сегодня по глупости оставил их под матрасом… Мысль о том, что он сам расставил себе ловушку, наполнила его дурными предчувствиями. Убежденный, что погиб, он спокойно поднялся по лестнице, вошел к себе, забрал мешочек и приготовился уходить, перекинув плащ через руку и с непокрытой головой, чтобы хоть немного изменить внешность… Вот и все, Лоран. Выйдя на лестницу, он несколько раз вздохнул, думая о том, что все заканчивается, мир, Франция, жизнь, любовь. Нет, не любовь, мысли и образы ускользали, словами не выразить… Внизу — кровь и смерть. Так жалко истекает последняя минута — точно догорает окурок. Окурок жизни.