— Ее стойкости, — ответил Мартен Пьешо. — Это все, что она имела. А ее у ней было не отнять.
Мартен Пьешо не заметил вызова, а Ортига подумал: «Какая же я скотина». Он искал слова, жесты, чтобы искупить вину, но не нашел. «Я скотина, что заговорил о наследстве, — сказал он. — Вы могли и по морде мне дать, месье Пьешо». Мартен Пьешо, видя его смущение, объяснил:
— Люди обычно хотят что-то унаследовать, и было бы справедливо, если б старая оставила нам какие-нибудь гроши, ведь мы столько за ней ухаживали… Но это не так, и она не виновата.
Он потер большие смуглые руки. «Ладно, — сказал Ортига, — если я чем-то могу помочь вам, считайте меня вашим другом. У меня есть кое-какие деньги…»
— Похороны мы сами оплатим, — проворчал (все-таки с толикой оскорбленной гордости) Мартен Пьешо. — Благодарю вас.
Ортига помог ему отодвинуть чемоданы и тюки, чтобы уложить тело старухи.
…Лоран Жюстиньен некоторое время шел по дороге рядом с Ардатовым. «Доктор, а есть специальное название для естественной смерти?» — «Нет». — «Значит, недоработка во французском языке, так?» — «Ничуть, это смерть, вот и все, смерть — прекращение существования, существует лишь жизнь». Жюстиньена идея как будто поразила. «Она угасла как лучина, которая прогорела до конца… Доктор, уверяю вас, смерть молодых существует. Я ее видел, я прошел сквозь нее, посмотрите на меня, она должна отражаться в моих глазах…»
— Да, я вижу ее, месье Жюстиньен.
Нервное перенапряжение, последствия шока на самом деле. Они уселись под кленом. Зрачки Жюстиньена расширились и мерцали, он был настроен агрессивно.
— Вы старик. Вы приближаетесь к концу жизни. Что скажете об этом? Что его не существует?
— Я не часто об этом думаю, — ответил Ардатов, — ни к чему. Меня здесь, понятно, не многое держит, и это уже начало конца, но я интересуюсь тем, что продолжается, что продолжится после меня, после вас… Все остальное, по сути, неважно. Нужно дисциплинировать свои мысли, месье Жюстиньен.
— Приставить унтера к своей башке?
— Нет. Сказать себе: я не тряпка. Я хочу того, что хочу, хочу что-то изменить.
— Думаете, я тряпка?
— Нет. Но вы, возможно, были из тех, кого обычно называют канальями. Это правда? Вам известно лучше меня.
— Это правда.
Большой, покрытый влажной пылью навозный жук карабкался по травинке рядом с подбитым железом башмаком солдата. Жюстиньен отодвинул ногу, чтобы дать дорогу насекомому. Все вновь стало просто, он свободно опустил вдоль тела сильные руки.
— А теперь оставьте меня в покое, — сказал Ардатов. — Идите поухаживайте за Анжелой или Хильдой.
— Я умею разговаривать только со шлюхами.
— Скажите это девушкам.
Лорану Жюстиньену захотелось взять свой вещмешок или даже бросить его здесь и отправиться одному к рощице вдали, куда угодно, лишь бы одному… «Старый зануда!» Он сожалел, что не присоединился к отряду, который ночью отправлялся на фронт. Может, они уже сражались, в одиночку, без него, более отважные и решительные, чем он, может, их — без него — уже разбили. Кто-то из них, возможно, уже лежал на земле обескровленный, холодный, посиневший, а у него в венах течет горячая кровь — ради чего? Он повернулся к Ардатову.
— Вы меня прогоняете?
Ардатов посмотрел на него дружески, но в серых гла зах не было ни тени улыбки.
— Но вы безумец, месье Жюстиньен.
— Я безумец?
— Самую малость, как почти все люди. Вы наш гость, до тех пор, пока вам будет угодно.
Солдат неожиданно сцепил руки, до того безвольно висевшие, напрягся, сосредоточенное усилие отразилось на лице, и он произнес (так ребенок бросает камень в воду, чтобы посмотреть, какие пойдут круги):
— Я дезертир и убийца, доктор. Вот.
— И что? Отстаньте от нас со своими личными проблемами! Можно подумать, что никого, кроме вас, нет на этой свихнувшейся планете! Предстоит спасти еще столько всего. Так что дам вам совет: подумайте об этом и не доставайте людей.
Жюстиньен порой чувствовал, как в голове у него проясняется и тучи расходятся. Они были то свинцовыми, то белыми, а иногда походили на беспросветные дымы, которые заволакивали его жизнь отчаянием. Это проходило. «А я вас считаю занудой», — сказал он. «А мне-то что? — ответил Ардатов. — Думайте что хотите, вы не хозяин своим суждениям… Впрочем, я вас, наверное, действительно достал. В таком случае простите, месье Жюстиньен. Хотите, сходим на эту ферму? Может, там найдется молоко?»