– Гребите к ней! – попросил я Патча, но он, не произнеся ни слова, продолжал удаляться от «Гризельды». – Ради Бога, поверните налево! Вы же уходите от нее!
– А я и не собираюсь подходить к ней! Сначала я ничего не понял:
– Но куда же еще…
Я резко осекся и внезапно до смерти перепугался. Патч же спокойно, ритмично греб, сверяя свой курс с компасом, лежащим перед ним.
– Боже мой! – закричал я. – Вы же не можете бросить их!
– А почему бы и нет?
– Но как же Майк? – с отчаянием взывал я.
В это время Хиггинс изо всех сил боролся с неуклюжей сборной лодкой, пытаясь спустить ее на воду.
– -Вы не можете так поступить! – Я схватил его за руку, и боль пронзила меня. – Говорю вам, вы не можете это сделать!
Напряженное лицо Патча находилось совсем близко.
– Не могу? – прохрипел он, а в это время с воды донесся крик о помощи – долгий, отчаянный крик. Патч оттолкнул меня и снова стал грести. – Если вас это не устраивает, можете бросаться и спасать этого подонка!
Крик раздался снова, и на этот раз я смог разглядеть на гребне волны черную голову и руки, гребущие к нам.
– Помогите, помоги–ите!
Патч греб, не обращая внимания на крик.
– Вы допустите, чтобы он утонул? – Я подался вперед, пытаясь пробудить в нем хоть искру человечности.
– Это Юлз, – ответил Патч. – Пусть его подбирает Хиггинс!
– А Майк? Как же Майк?
– С ним все будет в порядке! Моторка не утонет! Весла мерно поднимались и опускались, туловище
Патча наклонялось то назад, то вперед, а я сидел и смотрел, как он отгребает от Юлза. Что мог сделать я с вывихнутым плечом! Стоит тронуть меня хоть пальцем, как я взвою от боли. Патч это отлично знал. Я подумал, что он, может быть, и прав: у моторки повреждена лишь корма, а вся передняя часть совершенно цела. Хиггинс же наверняка подберет Юлза. Он уже спустил лодку на воду и удалялся от «Гризельды». В таинственном туманном свете он напоминал огромного водяного клопа. Юлз увидел, что Хиггинс приближается к нему, и перестал метаться. Он лежал на спине между нами и Хиггинсом и спокойно ждал, когда его подберут. Не знаю почему, но я, несмотря на боль, развернулся, желая убедиться, что Юлза спасут. Мне хотелось удостовериться в том, что страх, внезапно овладевший мной, не имеет под собой никакой почвы.
Хиггинс греб размашистыми, сильными рывками, и под тупым носом его лодки пенилась вода. Время от времени он оборачивался, но всякий раз его взгляд был устремлен на нас, а отнюдь не на качавшегося на волнах Юлза.
Мы с каждой минутой отдалялись, так что я не мог определить, насколько близко к нему находится Хиггинс, однако мне было слышно, как Юлз позвал:
– Альф! – и поднял руку.
– Я здесь! – прозвучало в ответ, и вдруг в туманной тишине снова раздались истошные вопли, и мне было видно, как отчаянно замолотил по воде Юлз, силясь подплыть к Хиггинсу.
Но тот, без лишних слов, спокойно проплыл мимо. Хиггинс оставил его тонуть! Весла погружались и поднимались с ужасающей регулярностью, и вода только успевала стекать с них. Хиггинс следовал прямо за нами.
Последний отчаянный крик – и внезапная тишина. Меня затошнило, и я повернулся к Патчу.
– Его лодка больше нашей, – сказал он, считая, что этим все объяснил. Может быть, он имел в виду, что Хиггинс, гонясь за нами, не мог позволить себе остановку. Патч греб все ожесточеннее, он побледнел, и на лбу его заблестели капельки пота. От его слов меня проняла холодная дрожь, я застыл в неподвижности, совсем забыв о боли.
После этого я все время ощущал присутствие лодки Хиггинса, неотступно следующей за нами. Она и сейчас стоит у меня перед глазами, похожая на ужасного водяного жука, ползущего по морю сквозь туман, я слышу скрип уключин и плеск весел. И все время перед собой я вижу непроницаемое лицо Патча, ритмично придвигающееся и отклоняющееся при каждом гребке, вижу его руки, все в кровавых волдырях, вцепившиеся в весла, вижу, как он стискивает зубы от боли. И так час за часом.
В какой–то момент Хиггинс оказался от нас не более чем в пятидесяти ярдах, и мне удалось разглядеть его лодку.
Это была сборная лодка на металлическом каркасе веселенького голубого цвета, слегка побитом, с шелушащейся краской, обтянутом тяжелым брезентом. Массивная посудина была рассчитана на пять–шесть человек. Каждый раз, когда нос лодки взрезал очередную волну, Хиггинс, пыхтя, злобно улыбался.
Он расчетливо использовал свои силы, не пытаясь догнать нас, но и не отставая.