Как только наступали периоды спокойного развития, систематического действия управленческих структур, активность партии резко снижалась. И в эти моменты мы сталкивались, мне кажется, не случайно либо с ее самоедством и поддержанием всеобщего страха, как это было в 30-е годы, либо с усилением «холодной войны» и участием страны в международных конфликтах. Позднее в ситуации относительной стабильности во многих партийных организациях наступало время застоя. В этот новый период у руководства КПСС не было выработано четкой линии и мер активизации партийных организаций.
Относительно спокойная жизнь, возможность членам КПСС занять в обществе руководящие посты привлекали в ее ряды самых разных людей. Такое явление, конечно же, было. Но прежде всего хотел бы сказать, что КПСС как в первые годы своего существования, так и во все последующие времена была идейным убежищем для многих творческих работников, ученых, писателей — гордости отечественной мысли. В члены КПСС вступали известные всему миру физики и математики, конструкторы космических аппаратов и военачальники, писатели и журналисты, общественные деятели. По существу вся интеллектуальная элита состояла в партии. И никто не может сомневаться в том, что это был неискренний шаг столь уважаемых людей. Но не хочу оспаривать и того, что в ряды КПСС попадали случайные люди.
В 1986 году в КПСС состояло 19 миллионов человек — рекордное число за всю ее историю. Причем поток желающих вступить в партийные ряды неуклонно возрастал. Если между XXIV и XXV съездами в КПСС ежегодно принималось в среднем 520 тысяч человек, то между XXV и XXVI съездами эта цифра достигла 632 тысячи, а после XXVI съезда КПСС вступало более 660 тысяч человек ежегодно.
Это был невиданный прежде приток в партию советских людей, и, безусловно, подобный процесс и его последствия требовали осмысления. Однако глубокого анализа этого явления проведено, насколько мне известно, не было. Руководители организационно-партийного отдела ЦК КПСС, призванные анализировать состояние и специфику роста партийных рядов, видимо, не смогли обеспечить этой задачи. Они добросовестно следили за тем, чтобы в КПСС была соответствующей доля представителей рабочего класса, крестьянства, женщин, но упускали из поля зрения изменяющуюся структуру рабочей силы в стране, активное выдвижение на передний план научно-технической и творческой интеллигенции, которая по своему уровню подготовки и занятым ключевым позициям в экономике, науке и культуре играла все большую роль. Нельзя не сказать о возрастном составе партии, особенно руководителей партийных организаций и комитетов. Я уже отмечал, что возраст многих из них приближался к 70 годам, а подчас и превосходил этот рубеж. Естественно, такие лидеры не могли работать энергично, не понимали новых веяний времени.
И здесь со стороны отдела не было должного контроля. Все это требовало очень серьезных выводов, как минимум, ставило вопрос о замене руководства организационно-партийным отделом ЦК КПСС, о быстром исправлении сложившегося положения.
Как-то зайдя вечером к Горбачеву, я услышал фразу, которая заставила меня задуматься.
— Иван Васильевич меняет профессию, — сказал он, вроде не адресуя эту фразу ко мне.
Я несколько мгновений молчал, соображая, относится ли это к названию комедийного фильма, или здесь кроется нечто другое, и наконец понял: в судьбе Ивана Васильевича Капитонова должно что-то измениться.
Это была загадочная фигура в нашей партии. Кто близко знал его, не удивлялись такому выбору Брежнева. Иван Васильевич был добр, послушен и на своем мнении не настаивал. Возглавляя отдел организационно-партийной работы, исполняя волю Политбюро, И. В. Капитонов фактически формировал партию и ее структуру, задавал тон и настрой всей работе КПСС. Если она стала такой, какой ее видели в последние годы, то этим мы обязаны не в малой мере Ивану Васильевичу. Под влиянием отдела, которым он руководил, сформировалась ее структура, произошло превращение многих партийных комитетов в жесткий механизм. Именно при Капитонове стали вводиться своеобразные квоты на прием в КПСС рабочих, крестьян, интеллигенции, формализовалась работа парторганизаций. Когда не было постоянного дела, то начиналась игра в работу.
Помню, перед одним из собраний в «Правде» позвонили из райкома КПСС и просили представить речи выступающих. В парткоме газеты и коллективе редакции, где царили старые традиции демократии, коммунисты были возмущены подобным требованием. Ю. Жуков, другие готовившиеся выступать представить речи наотрез отказались.
— Я никогда еще не говорил по-писаному, — заявил Ю. Жуков. — А потом я кандидат в члены ЦК. Что они хотят от меня? Да я еще не знаю, что скажу, ибо не слышал доклада.
В общем отпор был мощный и затея райкома провалилась. Но по другим позициям все шло по заданной схеме. В партию быстрее принимали шофера, уборщицу, чем, скажем, журналиста, ибо они попадали в графу рабочих. Таких несуразностей было столь много, что это стало вызывать негодование коммунистов. Однако Капитонову многие лидеры были обязаны своим выдвижением и потому поддерживали его, а потом подобрали ему хорошую работу. Он был избран председателем Центральной ревизионной комиссии и благополучно дослужил свой срок в борьбе с нарушителями партийной и финансовой дисциплины. Опекал его и всегда поддерживал М. С. Горбачев.
Наверное, Иван Васильевич Капитонов и в самом деле был душевным человеком, который никого не обидел, не подсидел, не опорочил. Но нельзя не признать, что пополнение партии по формальным признакам происходило при нем. Он не мог не видеть, что это мина замедленного действия, которая способна взорвать партию. А если видел, то почему не поправил ошибки, не сказал о них во всеуслышание.
Мой старый знакомый по Академии общественных наук еще в 1966 году предсказал, к чему может привести выдвижение формалистов на высокие посты в партии.
Когда один из них приехал избираться в Ивановский обком, он был малоизвестным партийным работником, во всяком случае, для коммунистов области. Подчиняясь воле сверху, они избрали его первым секретарем, но внимательно смотрели, каков он, что может. А новичок не терял времени. Перед пленумом он пригласил секретарей и заведующих отделами областного комитета и сказал, что надо готовить его выступление. Просил отметить роль первого лица партии в переменах в стране, своевременность решений пленумов ЦК и, конечно, шире использовать местный материал.
Когда речь была готова, он внимательно ее прочитал и, сделав ряд несущественных поправок, одобрил. Потом, глядя светлыми и ясными, выражавшими обаяние глазами, тихо спросил авторов документов:
— А где ответы на вопросы?
Теперь пришла очередь удивляться ивановцам.
— А какие ответы, — недоумевали они, — еще и вопросов никто не задал.
Докладчик улыбнулся добрейшей улыбкой и сказал:
— Но ведь актив волнуют многие проблемы жизни. Вот на эти вопросы и нужно дать ответ.
Когда пленум обкома закончился, в его кулуарах партийные секретари удовлетворенно хмыкали:
— А ничего, человек-то толковый. Опыт чувствуется. Ну, доклад ему, конечно, помогли написать. Но как он лихо и грамотно ответил на вопросы. Этот потянет.
И верно, такие тянули и даже получали повышение.
…И вот Иван Васильевич менял профессию. Место его заняли сначала Лигачев, а затем Разумовский — старые друзья Горбачева, его единомышленники. Егор Кузьмич был особого склада человек, хваткий и весьма работоспособный. Он с одинаковой энергией проводил в жизнь решения и идеи, в правильности которых был убежден. Но не обладал гибкостью и подчас подставлял свой авторитет под критику. Г. П. Разумовский был более мягкий и даже нерешительный человек. Увидев, что партия находится в непонятном для него положении, попросил отставки и вскоре ушел с партийной работы. Это соответствовало и настроениям М. С. Горбачева.