Глава третья
Туман рассеялся. Прозрачный лунный свет заливал уходящую вдаль безжизненную полосу песков, будто набрасывая на нее светлую вдовью одежду. На реке не было ни одной лодки, и водная гладь была неподвижна. Вода и земля замерли в глубоком покое, казалось наступило умиротворение, какое смерть дарует измученному болезнью страдальцу.
Очнувшись, Ромеш увидел, что он лежит на песчаной отмели. Прошло немало времени, прежде чем он вспомнил, что произошло, и, наконец, все случившееся восстановилось в его памяти, словно кошмарный сон.
Мысль о том, что стало с отцом и другими спутниками, заставила его вскочить, но, оглядевшись по сторонам, он никого не увидел. Тогда он двинулся вперед, решив просмотреть весь песчаный берег.
Белый островок покоился между двумя рукавами Падмы[6], как младенец в объятиях матери.
Ромеш прошел сначала по одной его стороне, затем перешел на другую и вдруг заметил неподалеку что-то, похожее на кусок красной одежды. Он ускорил шаги и подойдя ближе, увидел лежащую без сознания девушку в алом наряде невесты. Ромеш знал, как возвращают к жизни утопающих: долго и упорно он то вытягивал руки девушки, то снова прижимал их к телу. Наконец, она вздохнула и открыла глаза.
Ромеш сам так выбился из сил, что уже не в состоянии был расспросить девушку и сидел молча. Она же, видимо, еще не вполне пришла в себя: лишь на мгновенье приоткрылись ее глаза, но тут же она снова опустила ресницы. Прислушавшись, Ромеш заметил, что она дышит. И здесь, на пустынном берегу, между жизнью и смертью, он долго всматривался в освещенное бледным светом луны девичье лицо.
Кто сказал, что Сушила некрасива? Под огромным небесным сводом, весь залитый спокойным лунным сиянием, мир казался ему лишь рамкой для этого нежного, светившегося величавым покоем, красивого лица спящей девушки.
Ромеш забыл обо всем на свете. «Как хорошо, что я не стал смотреть на нее там, в толпе, среди свадебной суеты. Нигде не смог бы я увидеть ее такой, как сейчас. Здесь, возвратив ей жизнь, я приобрел на нее куда более законные права, чем те, которые получил бы, повторяя избитые формулы брачного обряда. Тогда я принял бы ее как принадлежащую мне по праву, теперь же она является для меня даром милостивого провидения».
Наконец, девушка очнулась. Привстав, она оправила на себе растрепанную одежду и натянула на лицо покрывало.
— Ты знаешь, что случилось с теми, кто был с тобой в лодке? — спросил Ромеш.
Она лишь молча покачала головой.
— Тогда посиди пока тут, а я еще раз взгляну, может быть, увижу кого-нибудь. Я скоро вернусь.
Девушка ничего не ответила, но всем своим видом, испуганная и дрожащая, она, казалось, говорила: «Только не бросай меня здесь одну». Ромеш понял. Не двигаясь с места, он внимательно огляделся вокруг, но ни одной живой души не было видно среди белых песков. Тогда он принялся кричать, надеясь, что кто-нибудь из его родственников откликнется на зов.
Устав от напрасных усилий, Ромеш снова опустился на землю и увидел, что девушка, закрыв лицо руками, старается удержать рыдания, от которых судорожно вздымалась ее грудь. Понимая, что сейчас слова утешения не имеют смысла, он только придвинулся к ней и молча стал гладить по голове. Не в силах более сдержать слезы, она зарыдала, в бессвязных звуках изливая свое горе. Заплакал и Ромеш.
Луна уже скрылась, когда острая боль страданий утихла и слезы иссякли. Необычайный вид придавала ночная тьма этой одинокой полоске земли: призрачными казались неясно белеющие пески, а в неверном свете звезд вспыхивала речная гладь, сверкая, как блестящая чешуя гигантской змеи. Ромеш взял в свои руки нежные, похолодевшие от страха пальчики девушки и тихонько привлек ее к себе. Испуганная, она не противилась: больше всего на свете она боялась сейчас остаться одна. В непроницаемом мраке, мирно приютившись на груди Ромеша, она успокоилась. Тут уж было не до стыда — удобно устроившись в его объятиях, девушка заснула.
Когда одна за другой стали гаснуть неяркие предрассветные звезды и на востоке, над голубой гладью реки, заалело небо, стало видно, что на песке, погруженный в глубокий сон, лежит Ромеш, а на груди его, подложив руки под голову, покоится девушка.
Наконец, ласковое утреннее солнце коснулось их век своими лучами, и оба проснулись. С минуту они удивленно оглядывались по сторонам, потом вдруг поняли, что они не дома, вспомнили, что потерпели крушение.