— Умеш, ты идешь на представление, вот возьми пять рупий!
Умеш был поражен. Он никак не мог понять, какое отношение имеют пять рупий к представлению.
— Мать, ты, наверно, хочешь, чтобы я купил тебе что-нибудь в городе?
— Нет, мне ничего не надо. Оставь деньги у себя, они тебе пригодятся!
Когда смущенный Умеш направился к выходу, Комола опять задержала его:
— Умеш, неужели ты пойдешь на представление в этом платье, что люди скажут?
Умеш не думал, что люди много ожидают от него и будут обсуждать недостатки в его туалете. Поэтому он совершенно не заботился о чистоте дхоти[39] и его не волновало отсутствие рубашки. На замечание Комолы он лишь усмехнулся.
Комола вынула два сари и протянула их Умешу:
— Вот возьми и надень.
При виде красивых и широких полотнищ сари Умеш пришел в неописуемый восторг и упал к ногам Комолы, чтобы выразить глубину своей благодарности; затем, строя гримасы, в тщетной попытке скрыть переполнявший его восторг, удалился. После его ухода Комола смахнула слезинки и молча стала у окна.
В комнату вошла Шойлоджа.
— А мне ты не покажешь письмо, сестра? — спросила она. У нее от Комолы не было никаких тайн, поэтому она имела право требовать от подруги такой же откровенности.
— Вот оно, диди, — ответила Комола, указывая на валяющееся на полу письмо.
«Надо же, до сих пор сердится», — подумала про себя Шойлоджа. Затем подняла его и прочла. В письме много говорилось о любви, но все-таки оно было какое-то странное. Как может муж писать жене такие письма! Нет, решительно очень странное послание!
— Твой муж, наверное, пишет романы, сестра? — обратилась она к Комоле.
При слове «муж» Комола как-то испуганно сжалась.
— Не знаю, — ответила она.
— Так, значит, сегодня ты уйдешь в свое бунгало? — спросила Шойлоджа.
Комола кивнула головой.
— Я бы тоже хотела побыть с тобой там до сумерек, но, право, не знаю, как быть, — ведь сегодня к нам зайдет жена Норсинха-бабу; наверно, мать пойдет с тобой.
— Нет, нет, — поспешно проговорила Комола. — Что ей там делать? Есть же слуги.
— Да еще твой телохранитель Умеш, — сказала со смехом Шойлоджа. — Так что тебе нечего бояться.
Тем временем Уми стащила карандаш и, царапая им на чем придется, громко болтала что-то непонятное, что должно было, очевидно, значить — «я учусь». Комола оторвала ее от этих литературных упражнений и, когда девочка пронзительным голосом стала выражать свой протест, сказала ей:
— Идем, я дам тебе что-то очень красивое!
Она унесла ребенка в комнату и, усадив на кровать, принялась горячо ласкать. Когда же Уми потребовала обещанный подарок, Комола открыла ящик и достала оттуда пару золотых браслетов. Получив столь ценные игрушки, Уми несказанно обрадовалась. И как только Комола надела их ей на руки, девочка, торжественно вытянув свои украшенные звенящими браслетами ручонки, отправилась показывать подарок матери. Но Шойлоджа тотчас отобрала их, чтобы вернуть владелице, и заметила:
— Что за странности у Комолы! Зачем она дает ребенку такие вещи?
При подобной несправедливости к небесам понеслись отчаянные жалобы Уми. Тут вошла Комола.
— Я подарила эти браслеты Уми, сестра, — сказала она.
— Ты, наверно, с ума сошла! — воскликнула изумленная Шойлоджа.
— Нет, нет, ты ни за что не должна мне их возвращать. Переделай их в ожерелье для Уми.
— Честное слово, я никогда еще не встречала такой расточительной особы, как ты, — и она обняла Комолу.
— Теперь я ухожу от вас, диди, — начала Комола. — Я была здесь очень, очень счастлива, как никогда в жизни, — и слезы закапали из глаз девушки.
— Ты говоришь так, будто бог знает как далеко уходишь, — проговорила Шойлоджа, тоже едва сдерживая слезы. — Не очень-то тебе было хорошо у нас. Но теперь, когда, наконец, все трудности позади, ты станешь сама счастливой хозяйкой в своем доме, и когда нам случится зайти к тебе, будешь думать: «Скорей бы миновала эта напасть!»
Когда Комола уже совершила пронам[40], Шойлоджа заметила:
— Я зайду к вам завтра после полудня.
В ответ Комола не вымолвила ни слова.
Придя в свое бунгало, она нашла там Умеша.
— Это ты? А почему не пошел на представление? — спросила она.
— Так ведь ты должна была вернуться, поэтому я…
— Ну, нечего тебе об этом беспокоиться! Ступай на праздник, здесь же Бишон остается. Иди, иди, не задерживайся!
— Да теперь-то уж на представление поздно.
— Все равно, ведь на свадьбе всегда бывает интересно, иди, посмотри все хорошенько.
39
Дхоти — род мужской одежды; цельный кусок материи, закрепленный у пояса и спускающийся ниже колен.
40
Пронам — поклон, выражающий почтение и любовь. Совершающий пронам поднимает к лицу сложенные ладони рук.