— Друг, но в первый раз вы же сами были виноваты, что обожглись, а теперь ты стал пугаться собственной тени. Ведь в отношении Ромеша вы с самого начала были наивны, как дети: ему и обман чужд, и по знанию шастр[45] он чуть ли не второй Шанкарачарья[46], а уж в литературе — сама Сарасвати в образе мужчины девятнадцатого века! Мне Ромеш с первого взгляда не понравился, много я видел на своем веку таких людей с высокими идеалами! Но мне же нельзя было слова сказать, вы считали, что такой недостойный, серенький человечек, как я, только и способен завидовать великим людям. Потом вы все-таки поняли, что великих людей лучше чтить на расстоянии, а родную сестру выдавать замуж за такого — далеко не безопасно. Но помни пословицу: «Занозу выгоняют занозой». И нечего тут хныкать, когда это единственное средство!
— Послушай, Окхой, я все равно не поверю, что ты первый из нас разгадал Ромеша, хоть повторяй мне это тысячу раз. Просто ты был зол на него и поэтому смотрел косо на все, что бы он ни делал, — и я вовсе не склонен приписывать это твоей необычайной прозорливости. Так вот что, где нужна хитрость, надейся на себя — от меня там проку не будет. И вообще мне Нолинакха совсем не нравится.
Когда Джогендро и Окхой входили в гостиную Онноды-бабу, они видели, как Хемнолини выскользнула оттуда через другую дверь. Окхой понял, что она заметила их из окна, когда они еще шли по улице. Усмехнувшись, он подсел к Онноде-бабу.
— Нолинакха говорил от чистого сердца, поэтому и слова его так легко проникают в душу каждого, — заметил он, наливая себе чай.
— Да, способный человек, — ответил Оннода-бабу.
— Он не просто способный, — воскликнул Окхой, — такого благочестивого человека редко встретишь.
Джогендро хоть и был участником заговора, но тут не стерпел.
— Не говори ты мне о благочестии, — воскликнул он, — избави боже нас от святош!
Лишь вчера он расточал бесчисленные похвалы благородству Нолинакхи и обругал клеветниками его противников!
— Как тебе не стыдно, Джоген, говорить такие вещи! — сказал Оннода-бабу. — Я скорее готов поверить, что те, кто кажутся нам на первый взгляд хорошими людьми, таковы и на самом деле, — пусть даже я и ошибусь иногда, но заподозрить добродетельного человека ради того, чтобы поддержать авторитет своего скудного разума, — на это я не способен! Нолинакха-бабу не повторял чужих слов, он черпал их из своего собственного духовного опыта, и мне они показались откровением. Откуда бы лицемеру знать, что такое правда? Истина — как золото, ее нельзя получить искусственным путем! Мне бы лично хотелось выразить Нолинакхе-бабу свою благодарность!
— Я опасаюсь только за его здоровье, — заметил Окхой.
— Как, разве он болен?
— Нет, не в этом дело: дни и ночи он проводит за изучением шастр и за молитвами и совершенно не заботится о себе.
— Это очень нехорошо, — проговорил Оннода-бабу. — Мы не имеем права разрушать свое тело; не нами оно создано. Если бы мне довелось с ним познакомиться, без сомнения, я бы в самый короткий срок восстановил его силы. Ведь для сохранения здоровья нужно придерживаться всего нескольких простейших правил: во-первых…
Джогендро потерял терпение.
— Отец, — воскликнул он, — зачем ты напрасно ломаешь себе голову над этим! Когда сегодня днем я увидел Нолинакху-бабу, то решил, что благочестивая жизнь как раз полезна для здоровья! Я даже хочу проверить это на себе. Посмотрю, что получится!
— Нет, Джоген, то, что говорит Окхой, вполне возможно! Сколько знаменитых людей гибнет в ранней молодости. Пренебрегая своим здоровьем, они наносят ущерб родине. Нельзя допустить, чтобы так случилось и на этот раз. Нолинакха не такой, каким ты его считаешь, Джоген. Это честный человек! Ему нужно беречь себя.
— Я приведу его к вам, — пообещал Окхой. — И хорошо, если вы все это ему объясните. Я помню, во время экзаменов вы мне давали настойку какого-то корня, она замечательно укрепляет силы. Для тех, кто живет интеллектуальным трудом, лучшего лекарства и не придумаешь! Если вы дадите Нолинакхе-бабу…
Джогендро сорвался с кресла.
— Ну, Окхой, я пошел! Ты с ума свести можешь! — воскликнул он. — Это уж чересчур! — и выбежал из комнаты.
Глава сорок вторая
Раньше, когда Оннода-бабу чувствовал себя хорошо, он постоянно испытывал на себе всякие лекарства — и европейские и индийские, но теперь он утратил всякий интерес к пилюлям. В настоящее время, когда здоровье его пошатнулось, он не только не говорил о нем, но даже, наоборот, старался скрыть свою слабость.
46
Шанкарачарья (VIII–IX вв. н. э.) — знаменитый комментатор Веданты (философских трактатов).