Слушая, я понимаю, что он во многом прав. По этой самой причине я никогда не чувствовала себя виноватой за нашу с Дэвидом любовь. Я знала, что мой муж и дети не хотели бы, чтобы я была несчастна без них. И, как ни больно мне думать об этом, я все же надеюсь, что и Джерри найдет со временем женщину, которую полюбит он сам и которая полюбит не только его, но и моих детей, даст им всю ту заботу и то внимание, которых уже никогда не смогу дать им я. И все равно, это другое.
– Пол был младенцем. Все, что ему было нужно, – это моя забота, а я с этим не справилась.
– Это не твоя вина. Просто он умер, вот и всё. То же могло случиться с ним и в постельке кондиционируемой детской где-нибудь в Миссури. Просто иногда младенцы умирают. Это, конечно, страшно. Но что ты теперь собираешься делать – казнить себя всю жизнь? – Он приобнимает меня одной рукой, и она поднимается и опускается вместе с моими плечами, когда я пожимаю ими.
– Не знаю. Я ведь никогда раньше не переживала ничего подобного. Не знаю, сколько это может продолжаться. – Голос у меня дрожит. Надо помолчать, а то я заплачу. А если я начну плакать сейчас, то могу и не остановиться.
Теперь он обнимает меня уже обеими руками, и я прижимаюсь лицом к его голому плечу. Кожа у него горячая, почти как песок, но она обжигает совершенно по-другому. Эта связь между нами снова напоминает мне о том, что я придумала, чтобы убить свою боль, – если Дэвид, конечно, согласится. Я почти уверена, что он мне откажет, но попробовать все-таки стоит.
Запрокинув голову ему навстречу, я легко касаюсь губами его ключицы, позволяя себе еще раз испытать, как от прикосновения к его безупречно чистой коже меня словно пронзает разряд молнии, от макушки до пят. Его руки, держащие меня в объятиях, едва заметно напрягаются и придвигают меня еще ближе. Я не противлюсь. Проводя губами сначала по его шее, затем по подбородку, добираюсь, наконец, до рта и впиваюсь в него горячим, жадным поцелуем.
Испытывает ли он нерешительность, я не знаю, потому что принимает меня всем своим ртом, тоже, видимо, изголодавшись, и когда наши тела касаются, прижимаются, впиваются друг в друга, я и сама уже не чувствую ничего, кроме нарастающего желания. Удивительно. Похоже, может сработать.
Я почти забыла, до чего хорошо нам было вместе. Его руки точно знают, где я хочу, чтобы они были. Они движутся вниз по моей шее, скользят по плечам, к груди. Дэвид тяжело дышит, и я понимаю, что он соскучился по мне так же, как я по нему.
Когда его рот снова накрывает мой, мои ладони начинают скользить по его спине вниз, пока я не нащупываю пояс его хаки. Теперь он подвязывает их полоской материи, вырезанной из нижней части штанин. Наощупь я прохожу по этому импровизированному ремню со спины к животу, где нашариваю узел, но развязать его, не глядя, оказывается трудно. И тут он замечает, что я делаю. Его шершавые ладони мгновенно смыкаются вокруг моих пальцев, точно тиски.
– Что ты делаешь, Лили?
– А на что это похоже? – спрашиваю я, стараясь вспомнить, что такое флирт.
Он сбрасывает с себя мою руку и вскакивает так, словно вот-вот убежит.
– Извини, Лил, но я сегодня не в настроении.
– Разве ты не скучаешь по тому, что у нас было раньше, Дэвид? Только не говори мне, что тебе это не нравилось. Ты что, больше меня не хочешь?
– Дело не в том, чего я хочу или не хочу сейчас; дело в благоразумии и безопасности. Я больше не могу ставить свое физическое желание выше твоей безопасности. Если ты забеременеешь, то умрешь. – И он рывком подтягивает пояс, закрепляя ослабевший узел.
– И что в этом плохого, Дэвид? – вцепляюсь я в эту возможность. – Ну, рожу еще одного ребенка. Это, конечно, будет не Пол, но все равно вспомни, как нам было хорошо всем вместе, как мы его любили… А что до беременности, то это ведь не в первый раз, теперь я точно знаю, что делать. А если и умру… что ж, по крайней мере, избавлюсь от этого острова.
Он застывает.
– Это не твои слова. Ты что, пришла сейчас сюда соблазнять меня, чтобы я тебя обрюхатил?
– Ты ведь говорил, что хочешь, чтобы я была счастлива. Я много об этом думала. И решила, что это был бы наилучший выход. – Слыша свои слова, произнесенные вслух, я понимаю, что говорю сейчас, как сумасшедшая, полностью чокнутая, но мне так хочется избавиться от этой навязчивой пустоты внутри. Не знаю, поможет то, что я задумала, или нет, но так хочется…