В этом месте очень много морских львов. Лишь только они заметили нашу лодку, тотчас же бросились к нам навстречу и окружили лодку. В этот раз они были гораздо смелее, чем в день нашего проезда в гавань Карнлей. Мы должны были их отгонять веслами, и некоторые из них старались схватиться за борт зубами. Один выскочил из воды и вонзил свои клыки в нос лодки, отчего она чуть было не опрокинулась. Алик схватили багор и ударил льва по голове; тот с бешенными ревом выпустил лодку и исчез в волнах. На борте лодки были видны следы его клыков. Несколько ударов веслами направо и налево разогнали его товарищей, они больше не подходили к нам близко.
Мы нашли удобное место пристать к берегу и вышли на него. Лодку втащили на землю и расположились обедать.
В эту минуту мы заметили невдалеке от нас на выдающейся в залив и очень низкой над водою скале, вправо от прохода, огромного морского льва; он стоял на передних лапах, подняв вверх голову в положении сидячей собаки. Он внимательно, но спокойно следил за всеми нашими движениями. Его положение было величественно. Грива взъерошена и наклонена немного вперед; казалось, он только что дрался.
Мы окончили наши обед и взошли на небольшую возвышенность подле входа в пролив, чтобы налюбоваться этой великолепной картиной пролива и островов.
Сходя со скал, мы убили двух молодых морских львов; они спали под деревом; каждый из них весил около сорока кило. Мы их взяли в лодку. Их сварили на следующий день и мы нашли, что их мясо гораздо лучше тех молодых тюленей, которые уже начали есть рыбу.
Назад мы не могли идти на парусе, потому что ветер был противный, и должны были грести веслами на пространстве восемнадцати километров. Мы приехали домой вечером, изнемогая от усталости.
ГЛАВА VIII
Окончание постройки нашей хижины. — Я делаю мыло. — С вершины горы. — Мы готовим сигнал. — Бакланы.
На следующий день мы принялись опять строить нашу хижину.
Мы вбили в землю жерди, вырезанные в лесу, наблюдая, чтобы между каждой приходилось по тридцати сантиметров расстояния. Таким образом у нас образовались все 4 стороны дома. Верхним концом жерди были прикреплены к перекладинам. Всю поверхность этого палисада мы переплели несколькими горизонтальными рядами жердей в пятнадцать сантиметров длины. Теперь нам оставалось все это законопатить соломой.
Для этого мы употребили грубую длинную крепкую траву, которая растет густыми пуками на морском берегу и на вершинах скал. Каждый из нас уходил поутру с веревкой и приносил в день по три или по четыре громадные вязанки. Эта работа на первый взгляд может быть покажется очень легкой, но для нас она была необыкновенно трудной.
В траве, которую мы жали, было множество сухих зерен, перемешанных с зелеными; эти сухие зерна были чрезвычайно жестки и оканчивались острыми зубчиками. Траву нужно было брать у корня голыми руками и резать ножом. Вечером мы возвращались с окровавленными и изрезанными руками. Эти порезы не успевали заживать и так страшно болели, что мы не раз бросали работать.
Когда было принесено достаточное количество вязанок травы, мы употребили несколько дней на то, чтобы связать траву отдельными небольшими пучками. По мере того, как пучки были готовы, товарищи передавали их мне, я клал их на пень и топором обрубал зерна.
Для того, чтобы законопатить стены нашего домика и покрыть крышу, нам надо было девять тысяч таких пучков. Вот как мы положили их.
Мы начали снизу; плотно привязали пучки к жердям стен так, что между ними не оставалось щелей. Когда первый ряд был готов, мы положили на него следующий, который немного находил на первый, потом клали третий, четвертый, и так далее до крыши, а потом и до гребня. Пучки имели почти метр в длину и около тридцати сантиметров в толщину.
Чтобы ветер не мог растрепать и оборвать стены и крыши, мы поставили жерди, снаружи и внутри и связали их так, чтобы они сдерживали солому; прошивали мы травяные пучки посредством огромной деревянной иголки; эта иголка была вроде деревянной сабли. В одной из стен мы оставили три небольших отверстия и вставили в них окна, взятые из каюты, "Графтона". Несмотря ни на прибой волн, ни на бурю, они остались совершенно целы и теперь пригодились нам. Это были наши окна.
Когда мы окончили нашу работу, руки наши были до того изрезаны жесткой травой, что отказывались служить нам, и мы должны были отдыхать несколько дней.
В эти дни мы чинили платье; оно было уже очень плохо. Каждый раз, как мы входили в лес, непременно оставляли там лоскутья. Кроме того наши лохмотья были испачканы тюленьим жиром и мясом; мы не в силах были переносить тюленей целиком, поэтому разрезали их на части и переносили на себе. Чтобы сохранить одежду, мы на охоту за тюленями надевали сверх платья холщовую куртку и панталоны, сделанные из парусов, но это ни к чему не служило и ни сколько не сохраняло нашего платья, оно со дня на день становилось хуже и грязнее, несмотря на то, что мы его беспрестанно мыли в речной воде. Что было делать! Запах тюленьего сала от нашей одежды был отвратительный.