Пришел вечер субботы. Я передал Джоржу хозяйство в отличном порядке; все было на местах, пол вымыт мылом, кроме того, я хотел поразить своим усердием товарищей и приготовил им перед сном теплую ванну. Вместо ванны я употребил половинки бочек. Я не прибавлю, ежели скажу, что товарищи приняли с благодарностью мою любезность.
Вторник, 15 марта. Погода очень дурная, в прошедшую неделю немного улучшилась. Сегодня поутру дует с. с. в. береговой ветер, очень слабый. Мы спустили лодку и поехали на веслах к острову Восьми.
Мы пристали, вытащили лодку на берег и с дубинами вошли в лес. Через несколько минут мы дошли до небольшой прогалины, которая находилась посреди острова; тут мы нашли следы маленького селения. Нельзя было больше сомневаться, что порт Карнлей известен, и в него заезжали китоловные суда. Это нас чрезвычайно обрадовало; нас мог спасти один из этих кораблей. Экипаж, который был здесь, конечно приезжал охотиться на тюленей. Немного подальше была выжженная яма в торфе, тут был разложен конечно костер, и судя по глубине ямы, мы решили, что китоловы пробыли здесь около двух недель.
Осматривая местность, я увидел маленькую красноватую вещицу; я тотчас же ее поднял; это был трехугольный напилок, покрытый густыми слоем ржавчины. Напилок служил верным признаком, что здесь были цивилизованные люди.
Я положил мою драгоценную находку в карман и догнал товарищей, которые пошли в лес за тюленями. Мы шли прямо на рев тюленей. Когда наконец с трудом достигли оконечности острова, то увидели большое количество этих животных. В этом месте деревья были реже и позволяли молодыми тюленями играть между собой подле матерей. Все почти самки кормили своих маленьких. Посередине сидел старый тюлень, должно быть родоначальник всего стада, и спокойно смотрел на игры молодых. Он имел вид почтенного патриарха, который с удовольствием смотрит на игры своих правнуков.
Когда он зевал, то мы видели, что его громадные челюсти были уже почти без зубов; там и сям торчало несколько черных осколков. Как видно, он был уже очень стар. Его взгляд был не так сердит, как остальных львов, которых мы встречали до сих пор. На его теле были два глубоких белых шрама, один при основании шеи, другой на правом боку. Мы прозвали тюленя — Царь Том.
Мы подошли как можно тише к окраине этой новой прогалины и несколько минут любовались этой картиной.
Но вот старый лев поднял голову, шумно втянул ноздрями воздух, и стал тревожно смотреть во все стороны, как бы отыскивая, откуда потянуло странным запахом.
Его глаза горели; он гордо поднялся и из его широкой груди вырвался продолжительный и звонкий рев; самки насторожили уши, и все стадо пришло в смятение. Молодые перестали играть и отвечали чем то в роде лая на шумный крик матерей, к которым они прижимались.
В эту минуту мы бросились на них, воспользовавшись их удивлением и смятением, произведенным нашим появлением, чтобы убить самых неловких и молодых. Мы убили семерых и оттащили их в сторону. Мусграв, Алик и я, отдав свои дубины Гарри, схватили каждый по два тюленя за плавники; Гарри свободной рукой взял седьмого. Мы вскоре были на берегу; двое из нас пошли за лодкой; мы положили в нее нашу добычу и отправились на Эпигуайт.
До нас долетали отчаянные крики матерей, которые не находили своих маленьких, и рев старого тюленя, разъяренного видом и запахом крови. Мы невольно пожалели, что должны так жестоко мучить бедных животных.
Через несколько минут мы увидели, как несколько самок, который бежали по нашим следами, бросились в море вместе со старым львом в том месте, где стояла наша лодка, и поплыли за нами. Они долго преследовали нашу лодку. Одна из самок, в отчаянии материнской любви, подпрыгивала в воде и хотела вскочить в лодку; каждый раз, как она падала в воду, то обдавала нас с ног до головы брызгами.
Боясь, чтоб она не вскочила в лодку и не опрокинула ее, я взял свое ружье и выстрелил в нее почти в упор. Все стадо шатнулось в сторону и больше не преследовало нас.
Я взял свое ружье и выстрелил в нее почти в упор.