Через несколько минут ходьбы перед нами открылся чудесный полукруглый залив. Огромные валуны покрывали весь берег, только посередине, на расстоянии нескольких сот метров, берег был покрыт гравием. С противоположной нам стороны залив оканчивался громадной скалой, которая закрывала от нас вход в гавань.
Мы шли, спотыкаясь ежеминутно на валуны, оглядываясь во все стороны, прислушиваясь к малейшему шуму; особенно внимательно осматривая опушки леса, но не нашли и следов тюленей. Наконец мы пришли на ровный гравий, где могли идти удобнее.
Тут мы сели под скалой с вытянутыми от голода и от усталости лицами, ожидая, что наступит отлив, и вода сбудет настолько, что мы можем войти в море и отыскивать креветок на подводных камнях.
Почти в час мы набрали их довольно большое количество и с жадностью съели их. Бедный Мусграв дорого поплатился за этот обед дикарей; вследствие него он был очень болен.
Мы набрали довольно большое количество кревет.
Наступала холодная, темная и страшная ночь. Домой вернуться было невозможно в потьмах по такой опасной и незнакомой дорог, по которой мы прошли всего один раз. Нам приходилось оставаться тут и терпеливо ждать восхода солнца. Мы прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть, говорили о Гарри, который нас ждал и должно быть беспокоился о нас, полагая не случилось ли с нами чего-нибудь; мы истомились и физически и нравственно, к тому же Мусграв заболел. Так мы провели всю ночь (ночь в шестнадцать часов) под открытыми небом за выступом скалы, который защищал нас от порывов ветра.
Мы прижались друг к другу и провели ночь за скалой.
На следующее утро, между седьмым и восьмым часом, начало светать. Ветер спал, но поднялся ужасный туман, и скоро начался мелкий и холодный дождь. Мы страшно мучились от голода, измокли и продрогли до костей; мы вышли из под скалы, чтобы пользуясь мелководьем, наловить опять ракушек, которых мы теперь ели осторожней. После этого пошли мы полуголодные домой.
Мусграв и я шли вперед; два матроса следовали за нами; мы молчали; наши мысли были такого рода, что ежели б мы их высказали, то не развеселили бы друг друга. Мы подходили уже к валунам, когда услыхали легкий шум со стороны леса и остановились, чтобы хорошенько расслушать его; Джорж и Алик скоро нас догнали. Шум замолк, и мы боялись уже, что ошиблись, но тот же звук опять возобновился. Я зарядил ружье, товарищи подняли дубины, мы ждали, что будет. Через минуту из кустарников показалась голова молодой морской львицы, которая собиралась спуститься на берег. Она пришла, должно быть, ночью, потому что накануне мы не видели нигде тюленьих следов. При нашем появлении она остановилась, не зная, идти ли ей вперед, или вернуться назад. Боясь, чтобы она не вошла в лес и не ушла от нас, я выстрелил; пуля попала ей прямо в голову.
Через полчаса мы шли весело по направленно к Эпигуайт; каждый из нас нес часть добычи, от радости мы не чувствовали больше усталости, и вернулись наконец домой после тридцатичасового отсутствия. Гарри зарыдал от радости; бедный он провел ужасную ночь, воображая самые страшные несчастья, которые с нами могли случиться.
Пока мы успевали заготовлять запасы, а эта забота постоянно возобновлялась, у нас являлись другие потребности. Я уже говорил, что мы уехали из Сиднея летом, и потому взяли с собою очень мало платья. Платье моих товарищей было уже поношено еще до нашего отъезда; у меня было только новое, между которыми занимали первое место высокие сапоги, почти не надеванные, потому что я был долго болен и не мог далеко ходить пешком. Пришло время, когда обувь моих товарищей совершенно износилась вследствие постоянных путешествий по скалистым берегам острова Кампбель, а потом и по Аукландским островам. Что делать? Они хотели и пробовали заменить ее чем-то вроде мокасин из тюленьей шкуры; но это не удалось. Невыделанная кожа от постоянного прикосновения к болотной почве промокала насквозь, отсыревала, портилась, а береговые камни ее разрывали в несколько дней. Эти лапти приходилось так часто возобновлять, что не достало бы для этого кож всех тюленей, которых мы убивали.