— Да он у них не заперт! — совершенно резонно отметила Котя.
— Значит, даже мешка картошки не найдем, — резюмировала Чуча.
Тем не менее, понукаемые желанием легкой наживы, они распахнули объеденную ржавчиной крышку и сразу увидели нарядно сияющий светлым металлом чемоданчик.
8
Примерно в это время довольно далеко от всех описываемых мест Катя, стоя перед зеркалом шкафа, со вздохом произнесла:
— Что парикмахершу ни попроси — все равно сделает то, что умеет!..
Уже прошло почти полгода, как Катя стала носить новую (и, между нами говоря, не очень суразную) фамилию — Чикильдеева. Мужчина по имени Всеволод, наградивший ее этой фамилией, а заодно испортивший чистую страницу в ее паспорте прямоугольным штемпелем и въехавший к ней с двумя чемоданами плохо отглаженных вещей, стоял тут же, рядом, и, сопя, завязывал галстук.
— Ты помнишь, что эта неделя — последняя для твоего троллейбусного проездного? — спросила Катя, оторвавшись от зеркала.
Сева с обожанием кивнул:
— Помню.
За минувшие несколько месяцев он уже смирился с тем, что вещи в жилище нужно раскладывать в унизительном порядке, а также с некоторыми другими совершенно невозможными изменениями в своей жизни.
— Ты должен сегодня выглядеть на миллион долларов, — говорила между тем Катя, поправляя на Севе галстук. — Не вечно же тебе быть администратором на выставках!
Очевидно, Сева и Катя отправлялись на какое-то важное мероприятие.
— Ты ничего не понимаешь! — возразил Сева. — Выставочный администратор — самая необычная и ответственная должность. Ты даже не представляешь, на какие хитрости приходится порой идти, чтобы выявить тех, кто незаконно пользуется на стендах электрочайником! А однажды я подсчитал, что мне пришлось за полдня добежать от грузовых ворот до дирекции двести семнадцать раз! Иногда я кажусь себе одновременно Джеймсом Бондом и Суперменом.
— Скорее — каким-то Микки Маусом в этом твоем форменном синем костюме с красным галстуком, — вздохнула Катя.
Достаточно вспомнить первый роман о Севе и профессоре, чтобы убедиться в справедливости Севиных слов. А также понять, что Катя тоже в какой-то степени права.
— Если бы не моя выставочная закалка, — продолжал Сева, — то неизвестно, как бы обернулось дело во время наших с профессором Потаповым путешествий по московским подземельям.
— К счастью, это все в прошлом, — резонно заметила Катя.
— И очень хорошо, — согласился Сева. — В животе становится холодно, когда вспомнишь некоторые эпизоды.
— И не вспоминай, — велела Катя. — Этот твой профессор при всех его достоинствах — совсем из другого мира, который давно утонул в прошлом. А ты должен думать о будущем. Хватит тебе вкалывать, как негру в шахте, в твоей выставочной лавочке. Ты достоин большего.
— Ты права, — покорно сказал Сева. — Наверное, профессор сейчас сидит среди своих книжных завалов, читает что-нибудь нечеловечески заумное и пьет чай с лимоном.
— Вот и пускай сидит где-то там и пьет чай с лимоном, — заметила Катя. — А нам пора ехать. Поедешь в новом синем плаще, в ботинках, которые я тебе вчера купила, в английском бордовом кашне и в жемчужных запонках дяди Миши.
— А я не буду похож на райскую птицу из Новой Гвинеи? — на всякий случай поинтересовался Сева.
— Во-первых, я не знаю, что это за птица, — заметила Катя, — а во-вторых, если это нужно для дела, то можешь быть похожим на кого угодно.
— Ладно, пусть будет райская птица, — покорно согласился Сева.
9
— Никаких лимонов, дорогой профессор Потапов! — категорически сказал человек, которого можно было бы назвать лысым, если бы не две свалявшиеся волосяные гривы за ушами, напоминающие рога.
— Ты же знаешь, Филипп, что я по вечерам пью чай с лимоном! — почти умоляюще возразил профессор Потапов.
— Никаких заморских лимонов! — делая чапаевский жест рукой, повторил человек, к которому обращался профессор, — Только со смородиновыми листьями! Весной собираешь, сушишь — и всю осень и зиму пьешь. Всякие заморские «пиквики» и «твайнинги» рядом не лежали!