В украшенную лентами телегу постелили одеяла. Гордей, подхватив невесту за талию, легко усадил её и запрыгнул во вторую, усевшись среди гогочущих и орущих песни парней. Девчата заняли места вокруг Дуняши, перекликиваясь с парнями задорными частушками.
-С Богом! – на крыльце остались стоять родные. Они встретят молодых уже за накрытым столом в доме кузнеца.
А пока свадебные телеги неспеша тащатся по пыльной дороге к барской церкви.
На веранде в удобных плетённых креслах расположились барин Михаил Андреевич с барыней Елизаветой Абрамовной, их сыновья с друзьями и чета помещиков Озеровых, остановившихся погостить на праздники:
-В провинции такая скука, что приходится развлекаться свадьбами крепостных, - с томной печалью в голосе проговорила гостья. – Ах, я требую, решительно требую от Александра Георгиевича уже на будущей неделе вернуться в Петербург. Я здесь зачахну, как оставленный без живительной воды цветок!
-Вы правы, как же Вы правы, дорогая Мария Кирилловна. Если бы мой дорогой Михаил Андреевич не был таким домоседом. Увы, подагра не позволяет ему путешествовать, - наиграно сетовала хозяйка.
Тем временем, телеги подкатили к самым воротам в барскую усадьбу. Жених помог невесте выбраться из подобия свадебной кареты, взял под руку и повёл к сверкающему позолоченным куполом храму. Следом двинулась нарядная толпа девушек и парней.
Николай скучающе рассматривал своих крепостных и считал затею присутствия на рабской свадьбе глупой маменькиной блажью скучающей помещицы. Но лишь до той минуты, как увидел лицо невесты:
-Это она, - вскочил с кресла и был тут же перехвачен верными друзьями и собутыльниками, благо сидели они у самой стены и внимания остальных господ не привлекли.
-Николя, ты помешаешь свадьбе рабыни? – хмыкнул Леопольд.
-Однако, - успокоившись хозяйский сын опустился на своё место. – Кто бы подумал, что птичка под самым носом.
-А это забавно, - откликнулся чернявый. – Пожалуй, теперь хлопот будет меньше. Жорж, ты не находишь?
Дуня была счастлива до звона в ушах, до радуги перед глазами. Она не вслушивалась в слова батюшки, не слышала трёх дворовых девок, старательно выводивших молодыми голосами «многая лета» барской семье. Очнулась, когда к губам поднесли чашку с разбавленным вином и велели пить по-очереди с женихом. Девушка видела только Гордея. Его улыбку, блеск глаз, ямочку на подбородке, едва прикрытом бородкой, непослушную копну густых волос. Чувствовала тепло, исходящее от крепкого тела, хотя они даже не касались друг друга плечами. Жених, держась прямо, как и положено венчающемуся, то и дело косился на разрумянившееся от волнения милое личико. Он столько мечтал о своей Дуняшеньке. Страшно боялся, что братья её или старшие Федореевы заподозрят в худых мыслях и запретят приходить к ним домой. Потому-то он и молчал рядом с девушкой, поедая жадным взглядом её ладную фигурку, слушая с упоением звонкий голосочек, надеясь однажды назвать своей пред Богом и людьми. И наконец-то мечта стала явью! Хор заголосил громче. Священник связал их сомкнувшиеся руки чистым рушником и повёл вокруг аналоя. Последовавшая за ними тишина оглушила. Батюшка что-то бормотал про супружеский долг, про царский путь в рай. Дуня не слушала. Сердце торопливо билось в груди, в голове висело счастливое облако, мешая думать. Только он. Гордей. Его тёплые губы, мимолётно коснувшиеся её под свист парней и хихиканья девчат. Его надёжные руки, по-хозяйски прижимающие к широкой груди её податливое тело, пока телега везёт новобрачных обратно в деревню.
Немного пришла в себя уже за праздничным столом. Чередой выкрики здравицы. Поцелуй при всём честном народе. И вот её уже ведут на застеленный свежей простынёй сеновал.
-Рушник постели под себя, - суёт свёрток в руки свекровь.
Жаркий шёпот, ласка рук, жадные поцелуи.
-Потерпи, Дуняша. Этак токма разок будет. Мне нельзя сейчас жалеть тебя, нето опозоришься завтрева, - винится Гордей, и становится нестерпимо больно всего на миг; муж, сразу отодвинувшись, ложится рядом, прижимает к себе, гладит по спине. – Всё, любая моя. Прости. Я буду нежить тебя всю жизнь, пока дышу.
Мужнины губы осторожно стирают слёзы жены, мозолистыеая шершавая ладонь оглаживает молочную кожу на плече.
-Спи, любая моя. Боле не трону. Пока подживёт обождём. А после будет сладко, веришь? - обещает Гордей и бережно сжимает в тёплых объятиях.
Наутро возле сеновала хмурятся в ожидании родители с обеих сторон. Парни сыпят скабрезными шутками, не стесняясь взрослых. Сегодня можно. Девки, смущаясь, рдеют щеками, но не уходят. Все ждут сброшенного вниз рушника.