Встретивший на крыльце Савелий Саввыч недовольно зыркнул на Гордея и прошипел сквозь зубы:
-Скройси хочь за воротами. Один грех с вами!
Он провёл крестьянок в двери для прислуги и обе заозирались распахнутыми глазами, дивясь и охая на богатство убранства.
-Рты не зявьте, - прикрикнул приказчик. – Войдёте, поклонитесь поясно, перед барами предстаньте ровно. Языки не распущайте. Знамо бабы!
В небольшой гостиной на чудных диванчиках восседали три дамы, разодетые королевнами из сказок. Несколько мужчин стояли возле окна и холодного камина.
-Ваша мастерица довольно колоритна, - пролепетала одна из барынь, лениво обмахиваясь веером. – Подойди ближе, милочка. Что у тебя там?
Дуняша дрожала осиновым листом. Никогда допреж ей не привелось видеть зараз столько господ. А страшнее было поймать усмешку на знакомых лицах. И взгляды троих молодых барчуков уверяли, что доподлинно помнят встречу на дороге.
-Эка ты нерасторопна, - зашипел за спиной Савелий. – Ступай к барышне и поклонися, дура.
-Ваши рабы всегда так пугливы? - раскатисто рассмеялся незнакомый барин в военной форме.
Дуняша на негнущихся ногах сделала три шага и протянула дворянке свёрток. Фимка споро подлетела к ней и принялась развёртывать, посматривая на молодых дворян весёлым взглядом.
-Великолепно! Елизавета Абрамовна, дражайшая, - с придыханием залепетала незнакомая девушка. – Восторг! Не могу поверить, что столь необразованные варвары столь искусны!
-Пани Милава весьма снисходительна, - торжествующе улыбнулась своя барыня. – Могу заверить, всё станет Вашим, согласись Вы войти в наш дом венчаной супругой Николя.
-Ах, это… сватовство? – наигранно удивилась полячка, жадно вцепившись в дорогостоящую вещицу и прикидывая настоящую цену подобных кружев в Варшаве, лучше в Люксембурге, где живёт брат их со Станиславом отца.
-Мы не можем торопить Вас, - подхватила игру Елизавета. – Что же мы? Савелий, вели подать чаю и выведи этих вон. Ах, пани Милава. Я стану просить Михаила Андреевича официально обратиться к Вашему брату.
Голоса затихли, когда бедная Дуня оказалась на крыльце рядом с недовольно фыркающей Фимой.
-Ты чаво? – удивлённо воззрилась на золовку.
-Ах, кабы здеся поселиться! Кака красотища-то! – выдохнула девушка.
-Окстись, - дёрнула за руку сноха. – То барам красота, а дворовые спину до темна гнут.
Завернув за угол главного дома, молодица припустила в сторону мыльни:
-Маманька! – влетела во внутрь.
-Охти, Дуня. Ты пошто тута? – уронила в корыто мокрую тряпку и спешно отёрла о бока мыльные руки.
-Дык кружава принесть велели. А я гостинец табе запрятала, - достала из-за пазухи печатный пряник и протянула матери. – Батя надысь в город на ярманку ездил, от я свой табе приберегла.
-Ох дочь хороша у табя, Варвара, - закачали головами другие прачки.
-Ступай-ка ты, Дуняша скорее в деревню. Неча молодым тута ошиваться. Не к добру енто, - поторопилась спровадить обеих мать. – Ступайте.
-Пошли, Фима, Гордей ужо умаялся, - позвала Дуня.
-Не мельтиши так, - фыркнула золовка. – Кода ешо приведётся в барских хоромах побывать. Айда поглядеть кругом, - и, не дожидаясь сноху, помчалась совать любопытный нос везде, где успеет.
Набегавшись вволю, она позволила-таки утащить себя за руку к ожидавшему, теряя терпение, брату:
-Охти, Гордей! Кака же красота! Вот бы мне быть дочкою барской!
-Ступай в деревню. Маманя с батей извелись, поди, - хмурил брови кузнецов сын, не разделяя девичьей радости.
-Домой бы, Гордеюшка, - пошагала рядом Дуня. – Неспокойно чёй-то.
Почти возле околицы их догнали трое всадников. Резко осадили коней. Спешились. Окружили, глядя насмешливо.
-Потерял чево, барич? – нахмурил брови крепостной.
-Ишь ты прыткий, - присвистнул чернявый. – Распустил ты, брат, своих холопов.
-Ступай работать, - рявкнул Николай.
-Как скажешь, барич, - послушно шагнул Гордей, потянув за руки жену и сестру.
-А она останется, - схватил Дуню за запястье тот, что в очках. И сердце знакомо ухнуло вниз, заставляя охнуть от страха.
-Чёй-то моей жане здеся оставаться? – остановился кузнецов сын, разворачиваясь к дворянам и выпрямляясь во весь немалый рост, расправляя плечи.
-Жана, - передразнил чернявый. – Раба она. И волю господ выполнять обязана. Наша прихоть, её работа.
-А ты руки-то прибери, барич, - медленно и тихо отозвался крепостной. – Не ровён час хворь приключится.