-Охти, чавой-то? – спросонок заморгала глазами Дуняша, когда вытянувшийся рядом на узкой койке мужчина настойчиво задрал подол её сорочки и по-хозяйски принялся оглаживать бархатную кожу холёными руками.
-Ну что ты, что ты, дурочка, - ласково пожурил он. – Я не чета грубому крестьянину. Познай настоящий лямур.
-Охти, барин, миленький, пусти, - запричитала женщина, стараясь отодвинуть наглые пальцы от развилки своих ног. – Христом Богом молю, не бери греха на душу!
-Да какой же в этом грех? - Николя начал раздражаться упорством непокорной. – Ты моя. Моя. Ты вещь! А я хозяин.
-Ох, - рвано выдохнула Дуняша, от страха, стыда и обиды комната вдруг завертелась волчком, а подступавшая весь день к горлу тошнота вырвалась наружу, пачкая и её саму и ночного незванного визитёра.
-Всегда подозревал, что подлые люди не способны на высокие чувства! Но ты превзошла остальных, - зло рявкнул барин, вскакивая и брезгливо пытаясь стряхнуть с рубашки вернувшийся на белый свет грибной пирог. Поняв, что легко избавиться от вонючей массы не получится, он стянул через голову испорченную вещь и швырнул в лицо несостоявшейся любовницы. – Чтобы утром духу твоего в усадьбе не было. Попадёшься на глаза, велю запороть до кровавых слёз. Радуйся, что маман кружева твои нравятся...
Такого унижения Николя никогда в жизни не испытывал. И крепостные и свободные женщины, обычно, сами рвались в его постель. А тут! Он задохнулся в ярости, но сцепив пальцы двух рук вместе, резко выдохнул и напомнил себе, что эта неблагодарная приносит хороший доход, да и маман с Милавой огорчать не в его интересах. Всё же здравый смысл в нём преобладал над чувствами. Чтобы не позориться перед дворовыми и отцом, Николя воровато прошмыгнул в мыльню, где всегда была вода, и быстро обмывшись, вернулся к себе, размышляя о Фиме, что всем видом просила оказать ей внимание:
-Благо, о неудавшемся приключении знает лишь эта чертовка. Ну уж за её молчание, я ручаюсь. А, впрочем, нужно будет предложить продать её на мануфактуру.
16
Промаявшись без сна остаток ночи, Дуняша с самого ранья отыскала Савелия Саввыча и передала приказ молодого барина.
-От и славно, развелось вас дармоедов. Лишний кусок не укусишь. Ступай, коли так, - обрадовался приказчик.
Взяв в руки свой узелок, молодуха поспешила обратно в деревню. Наперва она зашла к тяте с мамашей. Уж как ей рады были! Христя скорее парного молока в кружку налила, причитая:
-Заморили донечку. Лица нет. Одни глазиши осталися, а бледная, будто в погребе без света доржали.
Бабка Василиса, хитро поблёскивая глазами, улыбалась в кулак и велела Марфуше принесть рыбки вяленой солёной, что по весне наловили в речушке.
-Да ты, мамаша, восвсе с ума выжила под старости лет-то, - всплеснула руками мачеха. – Где видано рыбу с молоком!
А Дуня уже вовсю посасывала солёненькую мякоть перекатывая от щеки к щеке.
-Полегчало? – подмигнула бабка. – То-то.
-Охти, - дошло до Христи. – Кровинушка моя, донюшка ненаглядная, - заголосила, обнимая и покачивая из стороны в сторону падчерицу.
-Ну будя, - отодвинула её Марфа. – У девки и так голова чумная, так и вертит перед носом-то.
-Пойду я, - вздохнула Дуня, уходить от родных к свекрови не хотелось, но и молве людской повод подавать не следовало.
-Ступай с Богом, - перекрестила бабка.
О приходе снохи предупредил заливистым лаем Войка, радостно завилявший хвостом, как только она вошла за плетень.
Свёкор со свекровью сидели за столом. Он разбирал по коробочкам накованные гвоздики. Она крошила крупно лук и морковь для варева, булькающего у самого края в печи.
-Доброва здоровьичка, - поклонилась Дуня.
-Доброво, - отозвался Данила.
-Ужо натешилась? – зло прошипела Маруся.
-Пустили обратно. Здеся буду вязать, - опустила на пол узел и побледнев, зажала рот рукой, пулей вылетая во двор. Прополоскав рот у бочки с дождевой водой, вернулась в избу.