-Всё, мамаша, меня неродёхой попрекаешь! А я разе рада, что Господь рабёнка не дал, - приуныла сноха. - Да можа это боль моя сердешная, пошто неплодна я?
-А ты на других не ворчи, глядишь, Царица Небесная и смилуется, - наставляла её свекровь. – Эвона, кажный раз змеёй шипишь на сношельниц, как забрюхатеют. А ты сироту-то пригрей. Можа и сподобишься мому Феде мальца принести. А щас иди к остальным. Да и квас прихвати с погребицы. Варя, ты ступай тожа, кабы барыня не засерчала. Приглядим мы за Дуней твоей. Чай, не нехристи какие.
-Благодарствуйте, на добром слове, - низко до самой земли склонилась женщина. – Я вота, приготовила, - спешно залезла рукой в узел и вытащила узелок поменьше. – Ето от мово приданного. Серги маманины с бусами и рушники расшитые. За ласку к Дуняше моей, - не сдержавшись пустила слезу, тут же широко размазывая по щеке.
-Будя, глупости ето, - проворчала старушка. – За уважение Бог благословит, а узелок, Марфа, в сундук упрячь. Глянуть не успеем, а уж Дуньке приданое надать будет. Вот и сгодится от родной мамаши благословение. Ступай, Варвара, не трави душу сабе и дитю.
Ещё раз поклонившись, мать снова прижала плачущую дочь к себе. И не отпускала бы, да с баркой волей лучше спор не держать.
-Антип, - позвала старшая. – Настасье поклон передай от меня и деда мово. Пущай за внучку не беспокоится. Не у чужих. Свои. Все под Богом ходим. Не равён час! Барска воля крепостных не слухает. Езжайте с Богом. Да мать береги! Без матери трудно будет.
-Благодарствую, тётка Василиса, - поклонился мужчина. – Дунька, слухай старших. И Пеструху из стада встреть, уйдёт по старой памяти на знаемый двор. Айда, Варвара. Не след мешаться людям, - кивнул женщине.
Мать, тяжко вздохнув, оторвалась от дрожащего тельца, подхватила узел своих вещей и поспешила вслед за деверем, заставляя себя не оглядываться назад.
-Ну чаво, чаво слёзы льёшь? – Марфа принялась утирать лицо племяшки нестиранным передником, от которого вкусно пахло щами. – Митька, Прошка, чаво за стогом таитесь. А ну, сундук сеструхи в избу тащите, да у дальней стены ставьте. На ём и спать будешь, - вновь обратилась к девчушке, проследив глазами за своими семи и восьмилетним сыновьями. – Ты своё добро не вымай. Пущай хоронится до взамужества. А Пеструшку привела, ето гожа! Она молока много дасть. А потом от неё тебе телушку и бычка в приданное отрядим. Не боись! Голыдьбой не оставим! И мужика справного найдём, из хорошей семьи. Не пропадёшь, - так успокаивая, повела приёмыша к летнику, где под навесом на обмазанной глиной печурке вовсю кипело варево. – Сейчас с братьями на покос обед снесёшь, посля на дойку сходим. А как стемнеет сено сюды привезуть и складывать зачнём. Нат-кось, хлебай скорее, - поставила перед племяшкой миску со свежими щами.
Так за делами и пронёсся день, и лишь ночью, лёжа на сеновале, Дуняша смогла вволю наплакаться, глядя в прорехи старой дранки на звёзды. «Стать бы духом бесплотным и улететь к тятеньке с дедушкой родимым. Да пожалиться им. Нукась, они до Бога дошли бы и попросили с маманькой мне жить обратно. И с бабушкой Настасьей, и с Васяткой, с Фёклушкой. А там и маленький бы народился. А я бы нянькала ево. А тута семья большая. А тётка Христя злая, ворчит. А дед Тихон и дядья строгие. Да и братья, окромя Митьки с Прошкой, все большие. Савве пятнадцать годков на троицу стало. Скоро и надел свой сам обрабатывать начнёт. Тётка Марфа с дядькой Борисом вечор про невесту ему думали. А дед Тихон как ложкой по столу хрясть! Я ужо и подпрыгнула на лавке. Сказывал, одной свадьбы на год достаточно. Не девка, не спортится! А Егору тож четырнадцать. И ежели жанить, то обоих разом, так сподручнее и не накладно. А дядька Тимофей с тёткой Пелагеей поддакивали, мол, за Егоркой и Демид погодка. Так уж всем трём братьям враз и венчаться. А бабка Василиса только поглядывает и посмеивается, что гадал-гадал, да не выгадал. Старшие-то ребята на меня глянули мельком и дальше косить луг. Большие. У йих дела взрослые, не досуг на пигалицу любоваться да слёзы утирать. А Митька с Прошкой всю дорогу подкидышем дразнились, покуда дядька Фёдор их за ухи не оттаскал. И Стешка ужо на выданье. Невестится и на сестру двоюродную не глянет. Взрослая, четырнадцать годков ужо. Ей и смотрины делали, на Николу зимнего сговорили с Михеем Селивановым сыном. Тятенька, ты ужо с Богом поговори. Заступись за кровиночку». Так под немудрённые мысли и заснула.
3
На крыльце при ярком свете луны, вооружившись липовой корой, трое братьев заготавливали лыко, чтобы в полузимник (ноябрь) неторопясь плести на большую семью добротные лапти на выход: для повседневной носки и солома сгодится. Однообразная работа требовала разговоры, чтобы не заснуть ненароком, не выполнив надобное.