-Задал барин загадку, - задумчиво протянул средний Борис. – Всю семью покойного дядьки Ивана на Урал продал. Чегой-то не угодили они? Антип мужик старательный. Хозяйство блюдёт. Вона Пеструху аж лоснится. Гусей барских, опять же, доглядывал. Отродясь чужого не взял.
-Дык, кто их, барев-то, поймёт. И бывший помещик Федореев в одночасье для Андрея Димитрича, батюшки барина нонашнего Михал Андрееча на гончую сменял нашего тятю с мамашей. Да ещё лошадь дал впридачу. Хорошая гончая, сказывают, была. Хочь и немолодая ужо. А на развод сгодилась, - поделился всем давно известной историей старший Фёдор. – Девчонку, Дуняшку, жаль, вот. От родных кровей оторвали. Кабы с бабкой родной была под доглядом.
-А ты сам и догляди, - встрял младший Тимофей. – Може, Бог табе с Христей и припас дитя так-то.
-У ей родная тётка есть. Марфа, - нахмурил брови первый брат, больше для порядку, чтоб не показывать младшим, как радуется сердце. Не по-мужицки бабьи нежности наружу выказывать.
-От, чудак-человече, - хмыкнул третий. – Ты сам посуди, Фёдор. У нас с Пелагеей Егорка да Демид, слава Господу, до взрослого доросли. У Бориса из шестерых четверо в живых остались. А тебе сам Бог велел сироту пригреть. Глядишь, и Христя остепенится. Бабье сердце, оно какое, ей рабёнок нужон, чтоб не черстветь. Одной мужицкой ласки не хватит. Бабско счастье в дитях.
-А Тимоха дело сказывает, - подключился второй. – Всё одно вместе приглядим. Куды ж её денешь? А бабе легше на душе станет. Вот заутра и скажешь за столом, мол, так и так. Пущай все знают таперя, что приняли вы Дуню в дочки.
-А Варвара как же? – продолжал будто упираться Фёдор, сам несказанно радуясь, что и его станут звать тятей, а уж он свою единственную дочку приголубит лучше родных отца-матери, всем на зависть, а ей в утешение.
-Дык, хочь барска усадьба и видна с околицы, а поди сунься! Кто-ж слугу пускать станет? Дворовые, как собака на цепи, дальше положенного не пойдёшь. Эт табе не в селе на воле жить. Тама не разгуляешь, враз в конюшню под плеть! Я ж знаю. С Акаккием, сторожем барским, намедне встрелись за воротами, кода я мёд отвозил к господскому двору. Он сказывал. Оне ж там от барской милости живут. Столоваться и то чем Бог послал не приходится. Барыня Лизавета Абрамовна сама распоряжается каку кашу на день варить, быват, объедки с барского стола достанутся, коли гости чаво не по нраву скажут. А уж прачкам и вовсе с заднего двора ходу нет. Кода дочь с родной мамашей в церкви увидятся! Покамест дело, так и обвыкнет Дуня к вам с Христей.
-Чего, сынки, не спится? – вышел из избы крепкий старик.
-Думу, тятя, думаем, - отозвался Фёдор. – Дозволь приёмыша забрать сабе, - сказал, а сам замер, нукась отец откажет, а супротив родительской воли, известно, переть грех.
-Отчего же, - огладил лохматую бороду глава семьи. – Дело богоугодное. С Христей за то благодать получите. А Дуне завсегда у тяти с мамашей сподручнее, чем в людях. Так-то.
Старшая сноха тихонько таилась за углом курятника, вслушиваясь в мужской разговор. Она жадно хватала каждое слово деверей и готова была выскочить на освещённый лунным светом пятачок возле крыльца, когда последовал ответ мужа. Сердце стучало заполошной птицей, как у пойманного на борщ петуха. А уж поняв, какое решение принял Фёдор и получил одобрение свёкора, Христя лишь чудом не сорвалась с места. Шмыгнув в летник, стараясь не шуршать брошенной под ногами соломой, улеглась на лавку, подложив руку под голову и затихла, тихо смахивая непрошенные слёзы, так и норовившие пролиться по румяным щёкам.
-Чавось не спится-то табе? – проворчала свекровь со своего дощатого ложа, покрытого старым одеялом; рядом завозилась Стеша, недовольная прерванным разговорами взрослых сном.
-Ничаво, мамаша, - отозвалась в своей раздражительной манере женщина, надеясь в тихомолку обдумать свои думки.
-Да сказывай, ужо, - не отстала старушка. – Чую же, неспокойна ты. Сказывай, как на духу. Мамаша я али нет? Материнско сердце, оно завсегда чует, раз дитё не в духах.
-Да заладили все меня попрекать! – вспылила Христя. – Я таперя тоже мамаша. У меня таперя тож сердце материнско! – с гордостью заявила она.
-Никак понесла! – всплеснула руками Василиса, садясь в постели.
-Не сподобила Царица небесная, а рабёнка всё одно подарила, - отмахнулась сноха.
-Это ты, Христя, гожа надумала, - похвалила свекровь, укладываясь обратно под бок внучке. – Завтрева и сообчи Дуняше. Только смотри, не забижай сироту, потому как грех большой, - на всякий случай предупредила бабушка. – Мачеха она, порой ближе родной бывает.