товарищей охватило предбоевое волнение.
Саня Вахлаев, ведущий сковывающей группы, следуя установившейся тактике боя, уже полез в высоту.
Оттуда он рассчитывает внезапно напасть на истребителей прикрытия и надежнее связать их, чтобы дать
мне возможность тройкой атаковать бомбардировщиков — нашу главную цель.
Но я считаю, что сейчас так действовать опасно. Как бы успешно Саня ни атаковал, все равно отвлечь на
себя всех вражеских истребителей ему не удастся. Их слишком много, и часть их наверняка нападет на
мое звено. А тогда мы не выполним основную задачу. Да если даже допустить, что группа прикрытия
сумеет отвлечь от нас истребителей, что мы втроем сможем сделать армаде «юнкерсов»? Нет, распылять
силы нельзя. Надо вначале всем навалиться на истребителей. Если ударить внезапно, можно часть из них
сбить, а на [93] остальных нагнать панику. Разогнав же прикрытие, легче ударить и по
бомбардировщикам.
Стараясь оставаться незамеченными, набираем высоту и выстраиваемся позади вражеских самолетов.
Ставлю задачу:
— Всем одновременно, по моему сигналу атаковать истребителей.
И вот семь красноносых «яков», снижаясь и набирая скорость, пошли на сближение с противником.
Все вроде продумано хорошо, но в голове моей роятся тревожные мысли. А может быть, все-таки
следовало придерживаться старого, много раз оправдавшего себя приема и не мудрить. Ведь сейчас, если
хотя бы один из врагов оглянется, внезапность будет потеряна и произойдет обычный воздушный бой, в
котором противник получит многократное превосходство сил. При этом предотвратить бомбовый удар
нам наверняка не ;удастся.
А ведь летят они к Киеву и, может быть, бомбить собираются именно его. При одной этой мысли по телу
пробегают холодные мурашки. Нет, допустить бомбардировку города в первый день его освобождения и
в канун Октябрьского праздника мы не имеем права!
Невольно крепче сжимаю ручку управления. С надеждой гляжу на красные «яки». Управляют ими
опытные, хорошо слетанные пилоты. Уверен, что ни один из них в трудную минуту не отвернет. Линия
строя, красная линия, колышется. Понятно: от волнения!
Предупреждаю:
— Спокойно, товарищи! Целиться лучше, без команды не стрелять!
— Только подойти надо поближе, — отвечает кто-то.
Нервы напряжены до предела. Вот он, враг, перед тобой. Хочется прошить его снарядами. Но я
сдерживаю себя. Еще рано, можно промахнуться. Терпение и терпение! В этом залог успеха. Подходим
ближе, и вот уже отчетливо видны черные кресты на крыльях, желтые консоли. Подбираюсь в упор и еще
чуть поднимаю красный нос своего «яка». Перекрестие прицела «накладываю» на мотор «фокке-вульфа».
Под желтым пузом вражеского самолета разглядываю грязные полосы. [94]
Очевидно, это выбивает масло. Расстояние не больше ста метров. Теперь промаха бояться нечего.
Тихо командую:
— Огонь!..
«Фоккеры» и «мессершмитты» разом, точно по команде, проваливаются и уходят вниз. Этого нам и надо.
«Юнкерсы» остались без охраны, и мы нападаем на них.
Четверка Вахлаева громит левую группу, моя тройка — правую. Только переднее подразделение
вражеских бомбардировщиков пока еще не потревожено. А ведь истребители противника могут
опомниться и сообразить, что их атаковали всего семь советских самолетов. Слышу голос Кустова:
— Иду на переднюю!
Как вовремя он догадался!
Настигаемые красноносыми истребителями бомбардировщики заметались, в беспорядке сбросили бомбы
и рассыпались, потеряв строй. За какие-нибудь две — три минуты все было кончено. А сколько
пережито!
Пока мы разгоняли «юнкерсов», истребители противника действительно пришли в себя и стали
подтягиваться.
Но не это беспокоит. Неприятно, что горючее у нас на исходе. Передаю, чтобы все заканчивали бой и
возвращались в строй. Собралось шесть самолетов. Нет Кустова! Вызываю его по радио. Не отвечает.
Видно, сбит. Настроение сразу упало.
Делать нечего, отправились домой. С десяток вражеских истребителей на некотором расстоянии
сопровождают нас, как почетный эскорт, но атаковать не решаются. Очевидно, наш внезапный
сокрушительный удар и необычная окраска внушили уважительное к нам отношение.
Так шестеркой и возвратились на свой аэродром. Товарищи поздравляют с победой, а для нас радость
омрачена гибелью Игоря Кустова.
Но что это? Над аэродромом бесшумно, как тень, проносится красноносый истребитель, потом
разворачивается и так же бесшумно идет на посадку. Мы узнаем самолет Игоря Кустова и бежим к
посадочной полосе. Летчик выбирается из машины и улыбается. Оказываётся, [95] он совершенно
здоров, даже не ранен. А мы-то переживали!
Подхожу к нему, строго спрашиваю:
— В чем дело? Почему не отвечал на вызов?
— Радио отказало, — отвечает. — А что задержался — за «рамой» охотился. Не мог же я возвратиться, не
выполнив приказа сбить ее на обратном пути. Пока летал, горючее кончилось. Вот и пришлось
планировать...
Вскоре из 3-й гвардейской танковой армии известили, что в бою 6 ноября нами было сбито одиннадцать
самолетов противника.
Но самое интересное мы узнали спустя несколько дней. Оказывается, немецко-фашистское авиационное
командование издало специальный приказ, в котором извещало о появлении новых советских
истребителей и предписывало во что бы то ни стало сбивать их. Наверное, хотело познакомиться с
«новинкой».
Для поддержания духа своих летчиков фашистское радио передало, что в том бою участвовало тридцать
советских красноносых истребителей, а немецких всего пятнадцать. При этом мы потеряли якобы
половину машин, а они только пять. Ну что ж, нам не привыкать было к беспардонной лжи гитлеровского
командования. [96]
А. Васильев. Операция «Зволен»
Война шла к концу. Дни фашистской Германии были сочтены. Но гитлеровцы продолжали еще орудовать
на чехословацкой земле, творить насилия и дикие расправы над местным населением, предавать огню
мирные города и села, насаждать режим самого разнузданного, безжалостного террора.
Чехословацкий народ не признавал оккупантов.
В стране, особенно в восточных ее районах, действовали крупные силы партизан. Гитлеровцы бросили
туда несколько соединений карателей. Плотно блокировав все входы и выходы, подвергнув партизанские
районы ожесточенным ударам артиллерии и авиации, фашисты надеялись скоро сломить сопротивление
патриотов.
И вдруг, совершенно неожиданно для них, в августе 1944 года началось вооруженное восстание, поднятое Коммунистической партией Чехословакии. Тысячи, десятки тысяч словацких патриотов с
оружием в руках выступили против оккупантов. С каждым днем восстание ширилось и вскоре охватило
всю Словакию. Центром повстанцев стал город Банска-Бистрица.
* * *
Если посмотреть на карту Чехословакии, то в юго-восточной части страны, в Словакии, недалеко от
Банска-Бистрицы, на берегу горной реки Грон, можно обнаружить маленький кружочек. Это город
Зволен. Таких незаметных городов с островерхими, готическими постройками, чистыми узенькими
уличками и маленькими, будто игрушечными, площадями в стране довольно много. Но Зволен
отличается от всех их своей [97] боевой историей, недаром его именем названа одна из боевых операций
советских войск.
В те времена недалеко от Зволена находился партизанский аэродром. Впрочем, слово «аэродром» в
данном случае нужно понимать условно. Здесь не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало
настоящее летное поле. Не было ни специально оборудованной взлетно-посадочной полосы, ни