— Ложись! — услышал я и побежал к речке.
— Ложись, говорят тебе!
«Куда же ложиться, когда я стою по колени в воде?» — подумал я, но тут же кто-то энергично схватил меня за ворот кожаного пальто и положил рядом с собой.
И вдруг тишина раскололась. Небо выло и свистело. А затем раздался оглушительный взрыв. Еще и еще. В промежутках между разрывами слышались глухие пулеметные очереди. Это наши самолеты навязали фашистам воздушный бой.
Вскоре все стихло. Я поднялся. Около меня стоял летчик Толстиков. Глядя на меня, он улыбался:
— Хорош ты, Захар… Как черт!
— И ты не лучше…
Когда все собрались, Дмитрий Соколов невесело сказал:
— Вот и получили боевое крещение… на земле…
— Не по душе оно мне, — признался я, — лежи и жди, когда на твою голову свалится бомба… Встретить врага в воздухе — это дело другое.
«Наше место — в небе!» — с этой мыслью все согласились.
Пора идти на командный пункт, представляться командиру эскадрильи старшему лейтенанту Сафонову. Все мы немного волновались, думая о предстоящей встрече. Еще ни разу не видев Сафонова, но зная о нем по рассказам других, мы восхищались знаменитым североморским асом.
Нашли его возле землянки командного пункта.
«Орел!» — единственное, что я подумал, когда впервые увидел своего командира. Все в нем было необыкновенным. Его своеобразно красивое, с крупными, резко очерченными чертами лицо, на котором выделялись большие светло-серые глаза, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Сафонов поднялся нам навстречу. Дмитрий Соколов выстроил нашу группу и обратился к командиру эскадрильи:
— Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант, летчики Черноморского флота прибыли к вам для дальнейшего прохождения службы.
Сафонов изучающе посмотрел на нас, нахмурился, но через секунду теплая улыбка осветила его обветренное лицо.
— Вы что, товарищи, в разведку ходили? — спросил он.
— Прятались от бомбежки, товарищ старший лейтенант, — ответил за всех Соколов.
— Первое знакомство с врагом, — сказал Сафонов, ободряюще посмотрев на нас. — Вы летали на «мигах»? Придется немного подождать. Скоро получим новые машины, соберете их и будете сражаться вместе с нами…
А пока знакомьтесь с местностью, привыкайте к новому климату. — Он еле заметно улыбнулся нам.
Мы ушли от Сафонова со смешанным чувством радости и неудовлетворенности: командир очень понравился нам, он оказался даже лучше, чем мы ожидали, а вот задержка с боевыми вылетами сильно огорчала.
На следующее утро мы узнали, что самолеты, предназначенные для нашего полка, уже прибыли в Мурманск. Сафонов вызвал нас к себе:
— К вечеру машины будут на аэродроме. Сразу же начнете собирать их. А пока смотрите, как мы летаем…
Трижды в тот день поднимались сафоновцы в воздух. После первого вылета командир эскадрильи вылез из кабины возбужденный, веселый.
— Дрались? — спросил его инженер эскадрильи.
Сафонов показал большим пальцем вниз… Это означало: сбит самолет врага.
— Жарковато было?
— Признаться, да! — ответил Сафонов и, сбросив шлем, вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб.
Мы, новички, окружили Сафонова и восторженно смотрели на него: несколько минут назад он в упорной схватке сбил фашиста!
К вечеру нас отвезли к месту разгрузки самолетов. Возле больших ящиков, в которых были упакованы новые машины, мы увидели начальника военно-воздушных сил Северного флота генерал-майора авиации А. А. Кузнецова и главного инженера подполковника Собченко.
Соколов отрапортовал о нашем прибытии. Генерал приветливо сказал:
— Черноморцы, значит. Ну, привыкайте. Надеюсь, не подведете. Знакомитесь с Заполярьем?
— Как же мы будем знакомиться? Самолетов-то у нас нет, — огорченно ответил лейтенант Толстиков.
— Обязательно на самолетах? — засмеялся Кузнецов. — А на земле? На земле сначала надо хорошенько ознакомиться с местностью, товарищи летчики.
Мы смущенно молчали: генерал был прав.
Собрав «миги», мы облетали их, отстреляли оружие. Командование объявило нам готовность № 1.
Первый бой
Июль принес редкую в этих краях жару: солнце почти круглые сутки ходило над головой и жгло немилосердно. А на вершинах гранитных сопок сохранился снег. От его белизны веяло прохладой. Ниже на склонах сочная, свежая трава пестрела крупными золотисто-желтыми цветами. А у подошвы ярко зеленели низкорослые деревья. Их корни не могли уйти глубоко: промерзшая земля оттаивала только сверху, поэтому причудливо изогнутые толстые стволы стелились по земле.