Кэтрин обдумала услышанное.
— Ага, по всему выходит, никто толком ничего не знает?
Рутерфорд смущенно улыбнулся.
— Выходит, так.
Рутерфорд вновь поднял взгляд на высоченную грань пирамиды.
— Это одна из загадок в стране загадок. Мы не знаем, для чего их построили, мы не понимаем, как их могли построить, и, положа руку на сердце, мы даже не знаем, когда это было. Так и стоят они тут с самого начала истории человечества, а вполне вероятно, что и того дольше. — Он сделал шаг назад и улыбнулся Кэтрин. — Ладно, пойдем посмотрим, что внутри.
56
На другом конце Каира доктор Ахмед Азиз возвращался в свой уютный кабинет после продолжительного обеда. Работая директором Службы древностей Египта, доктор Азиз также числился хранителем пирамиды Хеопса и заместителем директора Египетского музея. Он был моложав — на вид около сорока, с густыми черными усами, и сегодня был одет в элегантный темно-синий костюм. Ахмед уже начинал полнеть — вероятно, следствие официальных обедов и ужинов, в которых ему полагалось участвовать по чину всякий раз перед показом иностранным делегациям знаменитых красот Египта или после таких показов, но ранняя полнота не мешала ему буквально светиться здоровьем.
Как ему удалось столь стремительно взлететь на высокий пост в одной из известнейших сокровищниц в мире, оставалось загадкой для многих даже в правительстве Египта. Нельзя сказать, что он не был профессионалом: бесспорно Азиз являлся экспертом — например, по древнеегипетской керамике. Кроме того, после защиты кандидатской диссертации он работал в США. Однако получить продвижение в высшие круги директората в таком молодом возрасте было случаем беспрецедентным. Судьба благосклонно улыбалась ему.
Азиз взглянул на настенные часы. Полчетвертого дня. Обед продлился дольше, чем он рассчитывал, однако так частенько бывает, когда приходится ублажать нужных иностранных сановников.
Как только Азиз уселся в кресло, зазвонил городской телефон. Подняв трубку пухлой рукой с двумя массивными золотыми перстнями, он проговорил в нее:
— Салам алейкум.
— Азиз, это я, — раздался знакомый голос сенатора Куртца.
Лицо Азиза мгновенно изменилось. Умеренное раздражение и разочарование уступили выражению тревожной озабоченности.
Он покосился на оставшуюся открытой дверь кабинета: видна была приемная, где сидели секретарша и его помощник, мистер Поимандрес, низенький хрупкий шестидесятилетний копт.[30] Оба были как будто очень заняты: секретарша печатала, а мистер Поимандрес говорил по телефону.
Но рисковать он не собирался — особенно это касалось Поимандреса. В обществе своего помощника Азиз всякий раз чувствовал дискомфорт. Возможно, оттого, что тот являлся представителем одной из старейших христианских церквей в мире, а Азиз — правоверным мусульманином. На протяжении двух тысяч лет копты были могущественной частицей египетского сообщества — кое-кто сказал бы, непропорционально могущественной. Не будь Поимандрес таким добросовестным помощником, Азиз давным-давно избавился бы от него.
В трубке было слышно нетерпеливое сопение сенатора.
— Минутку, сэр.
Азиз положил трубку на кожаную обложку блокнота на столе, подошел к двери и, заглянув в приемную, чтобы проверить, нет ли там посторонних, закрыл ее и защелкнул замок.
— Прошу вас, сэр, я вернулся.
— Слушайте меня, Азиз, очень внимательно. Если сегодня к вам на прием придут с вопросами или какими-то гипотезами о пирамидах — я хочу, чтоб вы ответили следующим образом… Вы слушаете?
— Да-да, сэр!
Последовала пауза.
— Так вот, скажете им, что их теории ошибочны. Что идеи их не новы, широко обсуждались публично и, как бы ни были интересны, ничего общего с действительностью не имеют. Разумеется, визитеры попытаются втянуть вас в дискуссию, однако вы не должны им этого позволить. Понятно? Не ввязываться. Не спорить. Просто сказать им, что их утверждения ошибочны.
— Я понял, сэр. Может, мне просто-напросто отказаться принять их?
— Не надо, это вызовет подозрения. Они вовсе не «ботаники», мы имеем дело с уважаемыми научными сотрудниками Оксфордского университета. Встретьтесь с ними, в дебаты не вступайте и опровергайте все, что бы они ни говорили. Вам все ясно?
— Да, сэр, предельно ясно, сэр.
— И пожалуйста, Азиз, если вы цените свой высокий пост, — никаких ошибок. Я скоро буду в Египте и лично позабочусь об этих двоих.
Азиз нервно сглотнул и промокнул вспотевший лоб носовым платком.
— Сэр, а вы… Вы летите в Египет?
На том конце отключились. Сердце Азиза колотилось так, будто он пробежал стометровку.
57
Кэтрин и Рутерфорд направились вдоль основания западной грани пирамиды, где примерно посередине была установлена современная конструкция, поддерживавшая ведущую ко входу лестницу. Когда они подошли ближе, Кэтрин огляделась вокруг, не идет ли кто за ними следом. Ее внимание привлек мужчина в арабском наряде, стоящий отдельно от группы туристов, но на нее он, похоже, не обращал никакого внимания. Затем она проследила взглядом за семьей, медленно бредущей по песку. Как будто все тихо, подумала Кэтрин, но перемениться может в одно мгновение, и перспектива оказаться в ловушке под землей совсем не радовала. Рано или поздно должен появиться Безумов, и она была твердо уверена, что встреча с ним не принесет ей радости.
Рутерфорд посмотрел на Кэтрин:
— Что с тобой? Пойдем, мы почти у цели.
Джеймс тоже беспокоился, и оба, торопливо взобравшись по ступеням и пригнув на входе головы, прошли внутрь. Они очутились в похожем на пещеру проходе. Кэтрин глянула через плечо на автомобильную парковку за полоской: машины приезжали и уезжали. Не успела она опустить ногу на каменный пол туннеля, как клаустрофобия вцепилась ей в горло.
Рутерфорд сделал шаг и, протянув руку, провел ладонью по неровной стене.
— На туннеле заострять внимание не стоит — это аберрация. Его прорубили арабские рабочие, но не те, что строили пирамиду, вот почему он выглядит так грубо. Он называется Мамунова дыра в честь египетского халифа, организовавшего проникновение в пирамиду и поиски в ней сокровищ.
В полной тишине они продвигались по слабо освещенному проходу до тех пор, пока не добрались до главного туннеля.
Коридор с заметным уклоном вел вниз, в темноту, и, несмотря на то что через равные промежутки в потолок были вмонтированы светильники, конец коридора разглядеть было невозможно. Сам коридор напоминал внутренность гигантского узла стального механизма. Каменные стены были зеркально гладкими. От этого зрелища у Кэтрин захватило дух.
«Просто чудо какое-то. Это не может быть просто гробница. Это какое-то устройство, механизм. От него за версту веет функциональным предназначением».
Рутерфорд с улыбкой посмотрел на нее.
— Так и знал, что это тебя впечатлит. Коридор уходит вниз на триста сорок девять футов под углом ровно двадцать шесть градусов, что составляет половину от пятидесяти двух градусов — угла наклона боковых сторон пирамиды. Но самое потрясающее, что он не отклоняется ни на долю дюйма на всем своем протяжении. Даже сегодня такой точности добиться просто нереально.
Рутерфорд повел Кэтрин вдоль прохода.
— Сейчас поднимемся в Галерею.
Когда они продолжили путь, Кэтрин огляделась, всматриваясь в сумрак. Их тени рисовали на стенах подвижные формы. Усиливаемый мрачноватой тишиной, был отчетливо слышен звук каждого шага. Тут ей почудилось, будто откуда-то сзади донеслось эхо шагов.
Однако ничего уже поделать нельзя, подумала Кэтрин, надо продолжать идти вперед. Она обратила внимание, что дыхание ее сделалось поверхностным, нервным, и попыталась успокоить себя. Перепрыгнув через пару современных ступеней, она очутилась в коридоре, также уходящем в темноту, но с уклоном вверх — почти зеркальное отражение нисходящего туннеля. Та же, напоминающая механизм, точность исполнения и почти непреодолимый угол наклона, только восходящий. Чувство клаустрофобии усилилось. Потолок нависал менее чем в четырех футах от пола, и было душно. Согнувшись пополам, ученые продолжили подъем.