Пелагея Аланцева. Доярка из Анибалева. Планирую сам себе: обязательно встретиться с нею.
— Она уже на пенсии. Но все равно коров своих доит. Человек же не может без работы. Особенно тот, кто всю жизнь трудился.
Василь Кавецкий. Шофер молоковоза.
— Ну, это вообще какой-то исключительный человек. И честный, и послушный, и аккуратный, и заботливый, и деловой, и чуткий…
Иван Хахлянок. Животновод.
Михаил Хасман — бывший председатель.
Всего восемь человек.
Общее собрание приняло решение присвоить звание заслуженного колхозника еще и бригадиру тракторной бригады Петру Комару…
Вечером на той незнакомой улице, которая идет параллельно шоссе, я искал хату Ганны Кухаренки. Напрасно брал твой, Геннадий, фонарик — неожиданно белый после темных осенних ночей снег хорошо освещает и вечернюю улицу.
Снегопад утих. Немного успокоился и ветер. Только лениво, не спеша, как во сне, качаются деревья, скидывая с суков непривычную белую навесь. Мокрый, набрякший водою снег упруго и неподатливо оседает под ботинками. Улица — белая, чистая, будто только что застелена свежей скатертью. А где ступишь — холодновато зачернеет за тобой темный водяной след.
Хату Романовны нашел быстро. А вот хозяйки нигде не было. Я постучал щеколдой и только тогда увидел, что на двери висит замок. Походил по двору, дошел до хлева, заглянул в дровяник, вышел даже в огород: думал — может, занятая какой непредвиденной заботою, вызванной сегодняшним осенним снегом, тетка Ганна хлопочет где-нибудь тут. Но нигде никого не увидел. Только наследил. Вот, думаю, будет завтра удивляться Романовна: какой же это чудак ходил у нее по двору и чего он искал — наследил, словно вор. Возле калитки меня встретил низенький худощавый человек в старой военной фуражке. Он что-то очень долго и взволнованно говорил мне, что-то пояснял, но я, хоть и внимательно слушал его, к сожалению, не понял ни одного слова.
— Так это же Степан, брат Романовны, — внес ясность ты. — Он глухонемой. Первый раз его и действительно никто не понимает. А потом, когда немного привыкнешь, когда слушаешь внимательно, все разберешь. Если б ты только знал, какой это работник! И с какой радостью он трудится, если б ты поглядел…
Утром я проснулся от светлой тишины, которая, казалось, прямо ломилась в широкие окна твоей председательской квартиры. И огорченно подумал, что снова, наверное, проспал утреннее совещание специалистов, которое всегда на рассвете собирается в конторе колхоза.
На кухне горел свет. Но тебя уже не было дома. Хотя в коридоре еще свежо и душисто пахло дымом папироски, которой ты, видимо, перед самым уходом затянулся. Я тихонько, чтоб не разбудить Ларису и Гальку — милых твоих дочек, вышел в сени, оттуда — на улицу. От твоей хаты огородами, или, как говорят, будущей улицей, которой еще нет, возле новых домов, что только строятся и где ты обещал квартиру кузнецу, заснеженной стежкой, по которой прошел еще только ты один, быстро добежал до конторы. Добежал и обрадовался — нет, не опоздал: сюда только еще собирались специалисты.
Легко, по-мальчишески сбив кепку на затылок, в кабинет вбежал Леня Васьковский — главный агроном. Молодой — видимо, наш ровесник. Поздоровался, скомкал в руках кепку и тихо сел на диван.
Как-то медленно, спокойно и сдержанно вошел Петр Комар, бригадир тракторной бригады. Высокий, сосредоточенный, он тоже спокойно и привычно сел (видимо, на свое ежедневное место), аккуратно сложил высокую шапку-папаху, не спеша разгладил складки на ней и прислушался: хотя путевки всем механизаторам и шоферам даются на ночь, чтоб они не задерживались из-за мелочей, но все же могут быть какие-то уточнения.
Тяжело, но мягко ступая по полу теплыми бурками в галошах, вошла Ефросинья Буйницкая, заведующая фермой. Тяжеловато села на диван рядом с агрономом. Мне уже говорили, что Швед (не удивляйся, так тебя зовут в колхозе за глаза — так, видимо, удобней) переманил Буйницкую из колхоза «Барацьбіт». Дал ей тут квартиру, она бросила там свою старенькую хатенку и переехала в Андреевщину.
— Михайлович, есть человек, который на работу к нам фуражиром просится, — начала Буйницкая. — Жена Хахлянкова. Говорит — нам деньги теперь нужны и дома я не очень занята.
— А какой же это толк будет, если муж — скотник, а она фуражиром будет? — усомнился кто-то из специалистов. — Где же тут правда будет? Он привез сено, а она взвешивает…
— А такая правда и будет, как прошлой зимой, — поддержал ты. — Весы позавеяло, попримерзло все в них, даже подходы и подъезды к весам замело, а они все говорили, что взвешивают.