— Где сейчас Её величество? — спросил Джек у застывшего в дверях бледного камердинера.
— В оранжерее.
Брок кивнул Баки и они вместе отправились в оранжерею — она была отлично видна от входа во дворец.
— Ваше величество, — обратился Баки к королеве, которая сидела на скамеечке в окружении фрейлин и лениво листала книгу с картинками. — Его высочество ждет вас в королевской спальне. С Его величеством случилось несчастье.
— Несчастье? Какое несчастье? — королева Роза сунула книгу первой попавшейся фрейлине. — Он простудился на этом ужасном холодном ветру?
— Нет, Ваше величество, — сказал Баки. — Все намного хуже.
Джек застыл перед телом отца. Он так и не понял, что никто из прислуги не кинулся исполнять его поручения, не заметил, как исчезли из комнаты Брок с Баки. Лишь когда в комнату влетела не на шутку перепуганная Роза, он отмер, перехватил её у самой постели, не дал броситься к Сайласу.
— Мама, он умер.
— Нет… нет-нет-нет! Этого не может быть! — она вскинула на сына полный безумия взгляд, схватила за ворот кителя. — Это ты! Это всё ты! Ты виноват!
Она кричала, билась в жёсткой хватке рук Джека, колотила его в грудь, обвиняла во всём что происходило вокруг в последнее время. Но Джек молчал, лишь крепче прижимал ее к себе, гладил по волосам, спине. Он то думал, что Роза никогда ничего не замечает, живёт в своём мире и события, какими бы они не были, обтекают ее, словно вода, нисколько не задевая.
Роза затихла, едва слышно всхлипывая, вжалась лицом в грудь сына.
— Готовьте тело к погребению, — глухо приказал Джек.
На истерику королевы Брок смотрел с легкой брезгливостью. Главное, чтобы она не понесла свою истерику и обвинения в адрес Джека куда-нибудь еще.
Джеку казалось, что он будет рад смерти Сайласа, вздохнёт с облегчением, но усадив в глубокое кресло мать, взглянув на ее разом постаревшее, осунувшееся лицо, понял — не рад, нисколько не рад. Так правильно, но радоваться не получалось. Какая-то странная незнакомая апатия навалилась на его плечи и только присутствие Брока с Баки вспышками ярких красок разбавляло серость вокруг.
К Мишель он пошёл вместе с лекарем, надеясь, что сумеет донести новость так, чтобы она не повредила ни сестре, ни её ребёнку. Сайлас и так много жизней забрал. Но Мишель оказалась на удивление стойкой и без особых эмоций восприняла гибель двоих близких ей людей. Джек всё равно на всякий случай уходя оставил подле неё лекаря и приказал фрейлинам внимательнее приглядывать за Её высочеством.
— Мне кажется, она знала, — сказал Баки, который хвостиком ходил за принцем. — Предчувствовала.
— Оттепель будет, — невпопад произнес Брок. — Пойдем, Джек, тебе надо отдохнуть. Где там твои покои?
Джек разделся молча, слишком полный на события день отзывался головной болью и усталостью в мышцах, словно он не провалялся первую его половину в гостиной, устроив голову на коленях Баки, а маршировал в полной выкладке по пересечённой местности или махал молотом в кузне, случалось Джеку и таким заниматься во время обучения в академии. А потому он с благодарностью прильнул к горячим требовательным рукам своих любовников, прижался к ним, стараясь вобрать в себя хоть немного чужого тепла.
Брок и Баки обняли Джека с двух сторон, согревая собой.
— Все наладится, Джек, — пообещал Брок.
Баки только поцеловал его в загривок.
Джек знал, что наладится, не сегодня и не завтра, но обязательно станет и проще, и понятнее, да и в каком-то смысле легче воспринимать произошедшее. Но сейчас он продолжал молчать, обдумывая, что же делать дальше.
Сначала похороны. Без большого количества народа, только близкие. Джек не хотел устраивать представление из смерти когда-то близкого человека. Потом коронация и траур. Только в таком порядке. Королевству нужно время на скорбь, но оставаться без короля при этом оно не должно.
Привычно уже устроившись между Броком и Баки, Джек вдруг неожиданно даже сам для себя весело хмыкнул. Не думал он, что вообще когда-то может случиться такое, что он окажется в этой постели мало того что не один, так ещё и не с одним. Отец бы в гробу перевернулся. А хотя какая ему теперь разница?
— Знаешь, принц Джек, — негромко сказал Баки. — Мне кажется, тебе надо посвятить себя лорду Зимнему. Он не только за мороз отвечает, но и за очень сильную жару, между прочим. А его брат Хэнгист — покровитель воинов. Иногда лорда Зимнего можно видеть, он принимает обличье огромного белого волка.
— А мне? — подал голос Брок.
— Ты и так Хэнгисту посвящен, — улыбнулся Баки и коснулся железного браслета на запястье Брока. — Он волк черный. И выпить любит.
— Ничего в этом не понимаю, — ответил Джек, устроив голову на груди у Баки. — Вот с насущными делами закончим, — начал перечислять он, — отца похороним, коронацию проведём, в Храм втроём сходим за благословением на брак, а потом ты мне объяснишь, что и как.
Баки моргнул, переглянулся с Броком и расхохотался.
— А меня Брок точно так же замуж звал, как бы между делом, — отсмеявшись, пояснил он.
— Что-то ты не отказался, — буркнул Брок. — Спать давайте, не день, а черт-те-что.
— Я не дурак от своего счастья отказываться, — мурлыкнул Баки, облапил Джека и наконец угомонился.
***
В день похорон Сайласа разыгралась жуткая метель. Выл ветер, залеплял лица снегом. С ночи навалило такие сугробы, что процессия с трудом пробиралась по ним к семейному склепу Бенджаминов.
Баки светился. Ему было хорошо в такую погоду. Он подставлял лицо метели и ловил снежинки ртом. И Джек не мог оторвать от него влюблённого взгляда, совершенно не соответствуя обстановке и мероприятию.
Стоило вернуться во дворец, Джек, не медля ни секунды, утащил Баки в спальню, усадил его на диван, оседлал его бёдра, притираясь твёрдым членом к его животу, застонал в голос. Сколько бы Джек не пытался распробовать Баки, раздеть его наконец, рассмотреть, потрогать везде, всё время что-то мешало. Он даже, грешным делом, подумал, что сама судьба сопротивляется их близости. Но Джек сдаваться не привык. А потому обхватив Баки за шею, впился ему в губы требовательным поцелуем.
— Что-то в этом роде я и подозревала.
Джек вздрогнул и, оторвавшись от сладких губ Баки, обернулся.
— Мишель, тебя стучаться не учили?
Мишель прошла в комнату, уселась в одно из кресел, расправив юбки свободного платья, не скрывавшего ее живот.
— Что теперь будет со мной? — спросила она с горечью. — Отец мертв и похоронен. Отец моего ребенка тоже мертв, его тело скинули в канаву, к убийцам и грабителям. Он был невиновен в том, в чем его обвиняли, ты знаешь? Мать со мной не разговаривает и винит меня во всем, что случилось.
Ребенок толкнулся, и Мишель положила ладонь на живот оберегающим жестом.
Джек тут же оказался рядом, опустился перед Мишель на колени.
— Можно? — спросил он и, получив разрешение, приложил ладонь в круглому животу, погладил. — Я позабочусь о вас. Если родится мальчик, то воспитаю как наследника, если девочка, тоже не оставлю ни тебя, ни её, возьму под своё покровительство, найду, если хочешь, тебе мужа.
— Своих детей, — Мишель посмотрела на Брока, на Баки, — у тебя, я так понимаю, не будет. — Она положила ладонь на затылок брата, легонько растрепала короткие волосы. — Знаешь, Томасина говорила отцу, что у меня черви в животе завелись, даже когда живот уже стало видно. Да и слуги ей почти сразу донесли. Томасина все время давала мне зелья от червей, только я их не пила. А мама… словно и не видела. — Она вздохнула. — Знаешь, Джек, ты не жил здесь постоянно, не видел всего, что творилось во дворце. Прикажи замуровать комнаты Томасины, и соли на порог насыпь. И скажи Стэнли, что я согласна. Давид… на меня как помрачение нашло, понимаешь? Я же знала, что он спит с отцом, с самого начала знала, но меня к нему так тянуло! Я думала, когда я понесу, отец даст разрешение на наш брак. А сейчас вспоминаю и ужасаюсь: какой брак, зачем? Я принцесса крови, и Давид — всего лишь удачливый фермер! Какой от него прок?