Вот так вершат великие дела маленькие люди.
В дороге Эйнар думал о Эжене, как встретит, как обнимет и приласкает ремешком шалопая, как выпросит прощение, но все это потом. Перед глазами металась грива коня, вздрагивали мышцы на крепкой шее под цепкими пальцами хозяина — он передавал свою боль единственному живому существу, которое было сейчас рядом. До крови расцарапав кожу гнедого, он наслаждался густым запахом пота и зверя — он будоражил его и коня, взлетавшего под седоком в бессильной злобе. Эйнар каждую минуту убивал Эжени. За каждую каплю яда, проникшую в тело Эжена. Его Эжена. Он думал так, пока не ворвался в ее палатку… Она изменилась, похорошела, вернулся хищный блеск и наслаждение своим телом. Как она лежала! “Только помани меня…” — думал глупый принц и забывал о мести. Минуту назад его ноздри повторяли движения загнанного коня, а сейчас он склонялся у ее ног и протягивал руки под тонкую ткань, едва прикрывавшую колени принцессы. “Вот и все…” — подумал принц и грубо навалился на ее тело. Он проваливался в этот омут снова и снова, забывая Эжена. Предавая его любовь. Сладкая истома, навалившаяся на обоих одновременно, связала языки на долгие минуты. А потом полилось. Все обиды, упреки, нашлось место каждой чревоточинке в их словах. Он лупил ее по губам, умоляя замолчать. А потом целовал так, что губы все равно болели и становились синими.
— Ты тут не причем, Эйнар. Ты ведь знал, что так случится! Понимал и все же рискнул.
— Сейчас не время говорить о том, что случилось. — Он хищно разглаживал складки на ее сорочке.— Мы оба знаем, что только так получим корону. Когда сын подрастет, все забудут Эжена, а те, кто не захочет забывать, познакомится с прекрасным новомодным аппаратом, лишающим ненужных воспоминаний навсегда. Я думаю, память изменит всем нам. Этот ребенок только наш.
— Как заставить молчать Эжена, Эйнар? Он все понял, я уверена.
— Что ты еще хочешь от меня? Боги не простят тебе убийство отца своего ребенка. Кого угодно, но не тебя. Лишат нашего наследника счастья. Он уйдет сам. А сейчас… — А сейчас он не мог оторваться от ее тела. Принимая ее грубую ласку, он дрожал от ненависти и желания. Перед глазами то и дело всплывало лицо парня, с каждым разом оно отдалялось, и Эжен больше не смотрел на него. Эхо заскрипел зубами от злости и прорычал в волосы Эжени совсем не ее имя. Да кто там услышал и понял?
А Эжен думал и был готов прокусить свой собственный язык: “Так будет правильно!”
Впереди был разговор, в котором он должен вымолить у Эйнара если и не прощение, то хотя бы отсрочку.
*
— Эжен, — Эйнар стоял у выброшенного на берег бревна и не спускал глаз с парня. Он понимал, что скажет сейчас совсем ненужные слова, лишние в их отношениях. - Как ты, малыш? Я скучал по тебе. - После этого слова он напоролся на насмешливый взгляд, но в ответ не получил ни слова. — Нам не нужно больше притворяться. Ты же понимаешь, что это ради тебя и твоей безопасности. Ты сможешь вернуться в свой дом. Помнишь его? Я уже послал запрос в твое имение. Снял официально арест на владение. Его приведут в порядок очень быстро. Если ты хочешь, то можешь присмотреть за всем сам. Скажи что-нибудь, умоляю.
— Сказать, что солнце сегодня сядет на западе? Или, что я утоплюсь в море? Не дождешься, Эйнар! Теперь я буду жить. Мне теперь есть ради чего жить. — Горячность стекла расплавленной лавой с его лица, потому что солнце и правда начинало садиться и, его последние горячие лучи лизнули загорелое лицо, напоминая, что шутки с принцем до добра не доводят. Но он отмахнулся от этого милостивого предупреждения и продолжал вырезать на бревне каракули. Эйнар любовался его злостью и телом. Он обнял его со спины и присел сзади, плотно обхватывая его руками. Волны оргазма, пережитые несколько мгновений назад в постели с Эжени, заставляли его смотреть на мир расслабленно и счастливо. Он чувствовал себя наполненным огромной силой. Ему хотелось жить. Делиться с миром своим счастьем.
— Не вредничай, Эжен. Я оставил тебе фамилию. Ты теперь мне брат, и я этого никогда не забуду.
Вырываться из теплых любимых объятий было противоестественно, но Эжен все равно пытался это сделать. И даже укусил своего принца за ладонь. И чуть не огреб пощечину, но Эйнар смилостивился и, занесенная для удара ладонь, сперва перекочевала в его собственный рот, а потом он сунул ее Эжену:
— Залижи!
И маленький маркиз вцепился в нее со всей дури, подстегиваемый обидой и ревностью, отлетел сброшенный на песок и, задыхаясь от смеха, заговорил:
— Не думаешь ли ты, что я сам от всего откажусь, мой будущий король. Да я скорее сдохну, чем поделю свое с тобой. — А потом взмолился и пополз на четвереньках к Эхо: — Отдай мне его, я ведь больше не хочу ничего. Мы заживем тихо, и я уеду в тот же час. Только поклянись, и я уйду. Эйнар, прошу тебя. А у тебя еще будут… — он не договорил, потому что принц тряхнул его за плечи и выплюнул ему в лицо слова:
— Запомни, Эжен, я люблю тебя, но я никогда не позволю смешать мои планы. Уезжай сейчас, пока я могу отпустить тебя. Не думай, что это так просто. — Он смотрел ему в глаза и пытался отыскать в них хоть каплю согласия.
— Хорошо, Эйнар, я уеду. Только повидаю его, и тут же уйду. Раз ты так хочешь, я смогу это сделать. Я откажусь. Эйнар, только один день с ним, и я не покажусь ко двору никогда.
— Я устал спорить. У меня есть условие. Пока ты живешь в моем доме, я буду по-прежнему с тобой. Я даже не лишу тебя внимания подруги. Но и ты выполнишь одну мою просьбу.
========== Всё, как ты хотел… ==========
Скрипочка в футляре манила к своим струнам, приглашала поцеловать гриф, понежить округлые бока, а потом спрятать от морозного воздуха, завернуть в синий бархат и покачать перед сном. Эжен дул на нее и пытался согреть своим дыханием, боясь прикоснуться к четвертушечке, которую принес с собой мальчик из дворцового оркестра. Хрупкая и сильная — она смутно напоминала ему кого-то из прошлой жизни. Хандра раздирала его сердце, и в тоже время ему было спокойно — он знал, как пройдет его день. Еще один из многих, которые подарил ему Эйнар Эхо.
Нужно было встретить еще одно утро, позавтракать в семейном кругу - “очень тесном”. Он шел туда, чтобы увидеть Эйнара и Эжени. Садился с ними за стол, накачиваясь вином еще до обеда. Иногда он был сама воспитанность и благопристойность. Образцовый маркиз с радостью препарировал на мелкие кусочки снедь и запихивал ее в рот приблудившейся к нему болонке принцессы. Собачонка выбрала никудышного едока и любовалась им с преданностью любовницы. Эжен скармливал ей фуа-гра, кидал маленькие кусочки в черную пасть, наблюдая за тем, как милуются супруги за столом. Стол был не очень длинным, но за ним свободно могли поместиться человек шесть, и чета наследников занимала места во главе на противоположных сторонах. Часто они проводили утро только втроем, и тогда Эжен мог “насладиться” их нескрываемой радостью без свидетелей. В такие дни Эжени сама подавала завтрак любимым. Невольно задевая шуршащей юбкой мужа и легко приглаживая мимоходом непокорные вихры Эжена. Он брезгливо смахивал эту ласку вслед за ней. Он не мог есть. Кусок не лез в горло, когда рядом все были счастливы. Все ждали наследника.
За столом царила Эжени. Расцветая с каждым днем, она становилась все спокойнее. Ласково кормила с рук Эйнара. Ее плавное движение от маленькой тарелочки с клубникой, которую она кромсала милым ножичком, к губам любимого супруга, невольно резало пространство между семьей Эхо и маленьким маркизом. Его мутило от одной мысли о таком обращении: Эйнар не мог есть с руки! Нет таких рук, которые могут позволить себе это.