- Лёд в леднике на кухне, - коротко фыркнул тот.
- Принесёшь?
- Сам неси, я тебе не официант? – Презрительно шикнул тот на бандита. Он мог себе такое позволить ведь у него у одного здесь была пушка.
- Я принесу, - сам вызвался Зен и взял бокал из его рук.
Но стоило ему сделать шаг, как послышался суровый голос охранника.
- Карты на стол, - звучало угрожающе. – Карты не должны покидать предела комнаты. Такие правила.
Зен демонстративно подошёл к столу и хлопнул по нему своими картами.
- Если кто-то попытается в них глянуть – стреляй не думая, - он подкинул одну из своих фишек и охранник ловко поймал её в воздухе.
Бандосы переглянулись, а Шейден посвистывая направился на кухню.
- Где тут у тебя ледник!? – Громко тарахтел он посудой.
- Там в углу! - Ответил бандос.
А вся честная компания пристально всматривалась в рубашку верхней карты, оставленной Зеном, пыталась рентгеновским зрением просветить её дабы понять, что там.
- Я же говорю – па-дай, - шептал старик.
- А я отвечаю за-ткнись, - ответил ему Гена.
А меж тем Зен перестал тарахтеть посудой и подошёл к окну. Внизу под ним дымила теплотрасса, а чуть пониже, гудело второе транспортное кольцо.
Зен аккуратно открыл окошко, так чтобы никто не слышал, и посмотрел вниз.
«Ух, как тут высоко» подумал он, глядя на бесконечный город теряющийся в горизонте.
- Ты скоро там?! – Раздался из комнаты голос бандоса.
- Ага сейчас! - Ответил Зен.
«Отсюда у меня только один выход», подумал он и вылез на карниз. Ступая маленькими шажочками по узкому выступу из красной черепицы, он выглядел нелепо. По его бардовой лысине градом катился пот, от стенокардии бешено колотило сердце. Но шаг за шагом он неумолимо приближался к соседнему балкону.
Внезапно плиточка отвалилась под его ботинком и улетела вниз, упав на оживлённый автобан. У Шейдена вся жизнь пролетела перед глазами.
«И как я докатился до такого?» Думал он.
Всё начиналось с училища, или со школы, хотя по правде говоря всё началось гораздо раньше. Первое воспоминание из жизни – это ранняя весна и мелкий Зен в смешной вязанной шапочке, одетый как карапуз в штаны с подтяжками, стоит у могилы своего отца. Свежо, поют птички, а земля такая мокрая-мокрая, сырая-сырая. Лишь только первые бардовые травинки проклюнулись через напитанный талой водою жирный грунт. А отец такой молодой-молодой, каким он навсегда и останется, смотрит на него с фотографии на камне и улыбается. И мама плачет. Отец там в фуражке и при пагонах, такой красивый. Отец был военным. Малыш Зен тогда поклялся матери:
- Вот вырасту – и тоже буду военным. – Это первое и последнее его воспоминание об отце. По правде говоря, Шейден его почти не помнил и не считал своим отцом. Ведь как известно – отец это не тот, кто родил, а тот, кто вырастил. Настоящий отец появится в его жизни гораздо позже.
Мать Зена вовсе не была примерной матерью. И уже через полгода пошла во все тяжкие. Полностью забила на воспитание ребёнка, стала выпивать и водить домой всяких разных хмырей. Были среди них и нормальные. Но в основном они бухали, и орали на мелкого если он вдруг подавал какие-то признаки жизни. Если к матери кто приходил – то малыш Зен знал, что лучше ему запереться в комнате и не отсвечивать пока очередной «папаша» не уйдёт. Были и другие, те кто пытался наладить с малышом контакт. Кто-то дарил ему сладости. Но тут мамаша вмешивалась:
- Не надо ему сладости, он и так толстый, - говорила она и они опять запирались в спальне.
Всё что Зен слышал от матери – постоянные упрёки. Малыш не любил спорт, и к учёбе был равнодушен. Сплошное разочарование, а не сын. И когда она по ночам плакала - Шейден всерьёз думал, что это из-за него.
Друзей у него не было – никто не хотел дружить с толстым. Его все дразнили и задирали. Так он и вырос бы один, брошенный и никому не нужный. Если бы не появился он.
Отчим пришёл к ним в дом, как и остальные мамины хахали. С ноги открыл входную дверь и поставил на порог свои баулы. Как потом узнал Шейден – он только с тюрьмы откинулся.
Первым делом он осмотрелся:
- Вечер в хату, - сказал он улыбнулся, демонстрируя золотые коронки.
Мама попыталась его поцеловать, но он оттолкнул её и сразу посмотрел на Зена.
- Ты тут смотрящий?! – Он был первый кто обратил внимание на малыша и протянул ему свою широкую мужицкую лапу.
- Какой смотрящий, ему только восемь, - презрительно махнула на сына мать.
- Цыц женщина, молчи, когда мужики разговаривают, - заставил он её замолчать и снова посмотрел на Зена. – Давай краба.