Пришелец чуть взмахнул крыльями, на мой взгляд, откровенно рисуясь и наслаждаясь выражением наших офигевших рож.
— Принимаю молчание как готовность отныне подчиняться и не проверять неизбежность наказания за любое неповиновение, — прогремел он, выводя всех из ступора, и дернул одним из своих черных опахал, указывая себе за спину. — На выход, живо.
Очнувшись, я переместилась к стене, охотно пропуская всю оживившуюся толпу вперед. Как-то не было желания оставлять никого из своих случайных спутников за спиной. Драконий страж подчеркнуто не сдвинулся ни на сантиметр, так и стоял посредине аппарели, только сложил крылья, вынуждая всех прибывших обтекать его с обеих сторон. При этом он взирал свысока, но пристально, сосредоточенно и будто делал в голове некие заметки, моментально давая каждому умственную характеристику. Под его откровенно тяжелым взглядом даже самые дерзко державшие себя отморозки скромно опускали глазки и торопились прошмыгнуть мимо побыстрее. Когда транспорт почти опустел, я засекла у противоположной стены умника вроде меня, так же посчитавшего за благо дать толпе не совсем адекватных бывших зеков, коими мы все являлись, промчаться мимо. Долговязый, под метр девяносто, казавшийся почти тощим в болтающейся на нем мешком тюремной яркой робе. Темно-русые волосы, небрежно собранные в хвост на затылке, впалые щеки, острые скулы, пухлый, чуть ли не девчачий рот на симпатичном лице. Он на первый взгляд выглядел пацаном-переростком, дрыщом-старшеклассником, невесть как затесавшимся в толпу убийц, террористов и насильников. Парень небось по многу раз в день получал предложения непристойного характера в мужской тюрьме, а может, и не только предложения. С такой внешностью почти анимешной принцесски желающие нагнуть его должны были в очередь выстраиваться. Но вот настороженный и цепкий взгляд блестящих карих глаз подсказывал, что первое впечатление хрупкой внешности обманчиво. А стоило ему отделиться от стены и двинуться мягкой, осторожной поступью вслед за остальными, стало окончательно понятно, что этот худой миляга далеко не прост. Было что-то в его движениях вкрадчивое, продуманное, от чего моя интуиция сразу сделала стойку, предупреждая о скрытой опасности, гораздо большей, нежели в любом громиле с откровенно уголовной внешностью и здоровенными мускулами. Передо мной был чертов хищник, а совсем не потенциальная жертва. Мимо перегораживавшего дорогу Крылатого мы проскользнули одновременно, и на мгновение мне прямо-таки пришлось бороться с потребностью хоть кончиком пальца все же коснуться острого края крыла передо мной. Наши с Тощим глаза встретились, прежде чем начать изучать открывшийся вид. Парень мимолетно ухмыльнулся, будто он прекрасно знал об одолевшем меня странном желании и забавлялся этим. Захотелось зверски оскалиться и велеть ему держаться от меня подальше. Эта его необъяснимая самоуверенность почему-то бесила.
Тяжелые ботинки ликтора загрохотали за нашими спинами, а потом забухали по каменной кладке большого двора, в котором мы очутились. Будто мужик не просто шел, а прямо вколачивал ноги в земную твердь, желая вызвать ее дрожь и подчеркнуть тем самым факт своей необычайной мощи. Хотя двором это место можно было назвать лишь условно. Скорее какая-то открытая взлетно-посадочная площадка, с трех сторон заканчивавшаяся, похоже, крутым обрывом. В сгущавшихся сумерках рассмотреть, чем окружен этот кусок камня, было невозможно. Цитадели находились и у моря, но большей частью на Границе, за которой начиналась многокилометровая полоса ониксовой пустыни с зараженной стороны. В глубине двора возвышалось массивное темное, в десяток этажей, здание из бордово-коричневатого камня. Причем первые два были лишены окон. Только очень толстые резные двери, в которые сейчас втекал ядовито-желтый поток новобранцев под наблюдением еще одного стража. Кожаный прикид этого был насыщенно-зеленым, как у чертова рождественского эльфа, а волосы мягкими волнами спадали до плеч, и за их ровный золотистый яркий блеск многие модницы душу бы продали. И снова идеально правильные черты лица без малейшего изъяна, ну чисто ангел, вот только с черными, как мысли отчаянного грешника, крыльями и льдисто-синими глазами, взиравшими на всех с промораживающим до костей нечеловеческим интересом.