— А ведь ты мог уйти с ним, не так ли?
— Я думал над этим.
— И что бы ты нашел в Джорслеме, чего нет здесь? Священный город? Так и этот тоже священный. Здесь ты сможешь передохнуть. Все равно ты сейчас не в форме.
— Наверное, ты прав, — заключил я и, собрав остатки сил, потащился к воротам Рума.
Внимательные глаза изучали нас через смотровые щели в стене. У ворот нас остановил обрюзгший стражник с изрытым оспинами лицом простолюдина и челюстью сластолюбца и спросил, что привело нас в Рум. Я назвал ему свою гильдию, и он с отвращением фыркнул.
— Иди прочь, дозорный! Здесь нужны только полезные люди.
— Дозор тоже приносит пользу.
— Несомненно, несомненно, — хмыкнул он и покосился на Аулуэлу. — А кто это? Дозорные ведь не вступают в брак.
— Она всего лишь компаньонка по путешествию.
Стражник закатился грубым смехом.
— Бьюсь об заклад, что в такие путешествия ты частенько ходишь! Не то что она! Сколько ей лет — тринадцать, четырнадцать? Ну-ка, подойди, я взгляну, нет ли у тебя чего-нибудь запрещенного.
И он принялся проворно ощупывать Аулуэлу: нахмурился, ощупав ее груди, и искренне удивился, натолкнувшись на холмики крыльев под ее лопатками.
— А это еще что такое? Что такое! Сзади больше, чем спереди! Значит, ты — крылатая? Какая гадость — крылатая спит с мерзким старым дозорным!
Он хмыкнул и снова протянул руки к Аулуэле, что заставило Гормона в ярости рвануться вперед, с жаждой крови в огненных глазах. Я едва успел остановить мутанта, вцепившись изо всех сил в его запястье: последствия его нападения на стражника были бы печальны для всех нас. Гормон едва не свалил меня с ног, дернувшись в сторону, но затем уступил и неожиданно успокоился, ледяным взглядом следя за тем, как этот жирный толстяк искал у Аулуэлы «запрещенное».
Закончив, стражник повернулся к Гормону:
— А ты кто такой?
— Безгильдийный, ваша милость, — резко ответил Гормон — покорный и бессловесный продукт тератогенеза, но тем не менее свободный человек, желающий войти в Рум.
— Разве мы здесь еще нуждаемся в монстрах?
— Я силен и способен к тяжелому труду.
Опасаясь возможной перепалки, я поспешно спросил:
— Ну что? Мы можем войти?
— Подожди. — Стражник надвинул на лоб обруч мысленной связи и прищурил глаза, передавая сообщение о нас в банк памяти: лицо его побледнело и напряглось, затем снова расслабилось — видимо, ему пришел ответ. Мы, естественно, никаких переговоров не услышали, но его разочарованная физиономия говорила, что никаких причин отказать нам в допуске в Рум не нашлось.
— Эй вы, трое, проходите, и побыстрее! — рявкнул он.
Мы прошли в ворота. Гормон со злостью заметил:
— Я мог бы одним ударом развалить его башку пополам.
— И к вечеру ты был бы уже нейтером. Успокойся — мы уже в Руме!
— Как он обращался с ней!
— Ты к Аулуэле относишься как к своей собственности! Крылатая сексуально недоступна безгильдийному.
Гормон игнорировал мой выпад.
— Она возбуждает меня не больше, чем ты, дозорный. Но мне больно видеть, когда с ней так обращаются. Я убил бы его, если бы ты меня не удержал.
Аулуэла решительно сменила тему разговора:
— А где мы остановимся, теперь ведь мы уже в Руме?
— Я зарегистрируюсь на постоялом дворе дозорных. После этого поищем в ложе крылатых пропитания.
— А потом, — сухо продолжил Гормон, — пойдем в трущобы безгильдийных и будем выпрашивать там медяки.
— Я сожалею, что у тебя нет своей гильдии. И все же жалеть себя недостойно мужчины. А теперь идемте.
Мы двинулись от ворот по кривой мощеной улице: это был жилой район из невысоких приземистых домов, над которыми возвышались громады защитных сооружений. Дальше виднелись сверкающие башни — вот их-то мы и видели вчерашним вечером.
Возле угла причудливого здания, построенного — судя по странному резиновому облицовочному материалу — во времена Второго цикла, я увидел висящий под скромным навесом общедоступный обруч мысленной связи и решительно надвинул его на лоб. Туг же мои мысли устремились по проводам к интерфейсу, из которого были направлены непосредственно в один из накопительных мозгов банка памяти. Моему мысленному взору предстали складчатые полушария живого мозга, бледно-серые с белыми прожилками, на темно-зеленом фоне хранилища. Как-то один запоминатель рассказал мне, что много циклов назад люди создали машины, способные думать за них, однако они были дьявольски дорогими, требовали обширных пространств и пожирали массу энергии. Это была не худшая из затей наших предков, но зачем создавать искусственные мозги, если их в изобилии ежедневно высвобождает смерть? Неужели им казалось неподходящим чудо, которое однажды произвела природа, — великолепный человеческий мозг? Чего им не хватало, знаний или здравого смысла? Мне трудно было поверить в ту давнюю историю…