— Кто был твоим первым?
Он на мгновение замер, а потом явным усилием воли заставил себя снова расслабиться.
— Это имеет значение?
— Да.
Больше я не стал ничего объяснять. Да и не смог бы, я просто сам не знал, почему мне это так важно.
— В клиниках на родной отцовской планете есть целый медицинский центр для таких, как я. В том числе там помогают тем омегам, которые не нашли альф к моменту полного созревания. Специально обученные. Чтобы это прошло легко и без боли, чтобы омега не шарахался потом от альф. Мне повезло. Мой… партнер был со мной некоторое время и после. Не за деньги, просто хотел сам, а я был не против.
Сердце гулко ударилось о ребра.
— Сколько тебе было? — глухо спросил я, искренне ненавидя эту самую планету и ее ушибленные на всю голову традиции. Наши, конечно, тоже не были верхом альтруизма, но даже мы до такого не додумались.
— Семнадцать.
Семнадцать! Я помнил себя в семнадцать. Влюблен в любовь, грезишь ею, ждешь чуда. И первый поцелуй — все равно что сказка. А вместо этого получаешь «специально обученного». Нет, с точки зрения физиологии, возможно, такой вариант наилучший выбор, но твою мать…
Чувствуя, как растет внутри глухое раздражение и злость, я скатился с кровати и принялся одеваться, на ходу вспоминая, где остальная одежда.
— Не смей меня жалеть, — холодный голос ужалил в спину. — Я прекрасно все понимал, и чудес не ждал. У меня нет психической травмы или что ты там себе навоображал. Я получил свое удовольствие, и теперь мой первый — один из моих лучших друзей.
Я только зашипел сквозь зубы. Пусть все было так, как он говорил, но тяжесть в груди это не убирало. Я видел, каким он может быть, каким ДОЛЖЕН быть в свои двадцать два. Таким, каким становился только во сне. И был уверен, что все это, типа «обученный первый», сыграло свою роль в том, что теперь он вот такой.
— Я не жалею тебя, — я даже не мог заставить себя посмотреть на него. Мое перекошенное лицо вряд ли ему понравится. Я помнил его Лисенком, букой-ворчуном, наивным, простым и беззащитным Лисенком. Вряд ли к своим семнадцати он изменился сильно. Представить его в руках «специально обученного» я не мог, почему-то было слишком больно. Они хотя бы не за пятнадцать минут до познакомились?
— Эрай…
— Прости, но мне, наверное, лучше уйти.
— Наверное.
И тут меня словно развернуло на месте. Несколько долгих мгновений я просто смотрел на него, а потом произнес.
— Надеюсь, он не был похож на меня.
Сэт вздрогнул, хвосты его чуть распушились, он отвел взгляд лишь на секунду прежде, чем сказать свое «нет», но мне хватило. А еще…
— Где твои ушки?
— На месте, — я даже не понял, когда его взгляд стал вдруг колючим, а голос — металлическим.
— Покажи.
— Нет, — Сэт прикусил губы и встал с кровати, заворачиваясь в то, что когда-то было покрывалом.
Я несколько долгих секунд смотрел на него, а потом развернулся и молча вышел из спальни. Подобрал одежду, оделся и, даже не пытаясь пригладить волосы, ушел. Почти час просто нарезал круги по площади, разглядывая прохожих, а потом забился в уголок рядом с крохотным пилончиком, питающим такой же крохотный фонтан с питьевой водой. Мыслей то ли не было, то ли их было слишком много, но голова звенела. А потом на комм упало короткое сообщение, и стало вдруг оглушительно тихо.
«Спасибо за помощь. Теперь я смогу закончить работу сам. Сэт».
========== 2.4 ==========
Я потерял счет времени. Единственное, что я делал, открывая глаза каждое утро, – это отсчитывал дни до проклятого ЭКСПО. Отсчитывал и тут же забывал об этом. Я спал в своей мастерской, среди холстов и красок, начинал новые картины и почти сразу же бросал. Не то, не то, не то… Я хотел бы напиться, но алкоголь дарил лишь минутную передышку и выветривался почти сразу же. Проклятый метаболизм, спасибо папочке… Я хотел забыться, я забывался, я не думал, живя только одной минутой. Наверное, меня даже ела совесть, а то, что еще оставалось от меня и моей души – доедал стыд. Наверное, в конце концов, мне все-таки удалось забыться, потому что когда я в следующий раз вернулся в реальный мир – дверь мастерской открылась, и на пороге появился Фейлон. Он, такой чистый и светлый, казался таким чуждым в бардаке комнаты, что я сначала решил, что он мне просто кажется.
Но этот призрак закрыл дверь, переступив порог, оглянулся и, столкнувшись со мной взглядом, подошел ко мне. Нежно провел ладонью по лбу, коснулся скулы, привлекая внимание.
- Эрай? Что случилось? Ты не отзываешься уже четвертый день.
Я судорожно выдохнул, как-то разом возвращаясь в реальную жизнь. Поискал глазами комм, но тот, похоже, был завален грудой рам где-то на столе. Я снял его прямо в парке и отключил.
- Я немного увлекся, - я слабо улыбнулся. – Прости, не хотел, чтобы ты беспокоился.
Он покачал головой.
- Со мной связался секретарь Ассэта Форберри. Разыскивал своего шефа.
Я не вздрогнул при упоминании этого имени лишь чудом.
- Почему ты?
- Потому что ты был не доступен? – Фейлон смотрел на меня как-то странно. Расшифровать его взгляд я не мог, и начал нервничать.
- Окей, а почему я?
- Мистер Форберри… Кстати, это ведь с ним ты встретился тогда, на Новой Венеции? Ладно, неважно…В общем, он уехал, ничего ему не сообщив, да еще и забрал с собой свои рабочие инструменты. И на вызовы не отвечал. Ядран вспомнил, что ты был последним, с кем его шеф разговаривал.
- И как он вышел на тебя? – что-то во всем этом мне не нравилось, хотя выглядело вполне себе логично. Хотя… Ядран?
- Нашел контакты куратора, они на официальной имперской странице есть. Тот подтвердил, что Ассэт здесь, но связаться с тобой у него тоже не получилось. Так что он дал Ядрану контакты мои и твоих родителей. Родителям Ядран звонить не решился.
- Ядран? – я вскинул бровь, внимательно глядя на Фейлона, который неожиданно смутился.
- Он сам попросил называть его так.
Я только пожал плечами.
- Так вы не нашли Ассэта? – я очень старался, чтобы мой голос звучал, как обычно, но самому себе он показался деревянным.
- Нет, - Фейлон покачал головой и отошел от меня. Прошелся по мастерской, оглядывая беспорядок, и вдруг замер перед узким шкафчиком, в котором я хранил то, что может разлиться или разбиться. Денег все это стоило очень больших, так что, в каком бы состоянии я не был, в на этих полках у меня был всегда абсолютный порядок. Я уже почти отвел взгляд, когда увидел, как Фейлон тянется куда-то дальше.
- Нет! – я вскинулся, чувствуя, как меня прошибает холодный пот. Только не это!
Но я не успел. И только беспомощно застыл, глядя на то, как Фейлон извлекает на свет изрисованные холсты. Большие, средние, очень большие и маленькие. И на каждом из них Сэт. Сэт спит, свернувшись в клубочек на моей постели, Сэт на пляже, Сэт просто смеется, Сэт дуется. С ушками и без, совсем малыш и подросток. И та, которую я ненавидел искренне и всей душой: взрослый Сэт. Я написал ее за год до нашей встречи на Новой Венеции. Просто попытался представить себе, каким бы он стал. Что ж, моей фантазии до реальности оказалось далеко. Сердце сжалось и ухнуло куда-то вниз. Я не помнил, потому что не хотел помнить. Рисовал и складывал к другим таким же, запрещая себе даже думать. Он был маленьким, я не успел ни полюбить его, ни захотеть. Но из раза в раз все равно возвращался к нему мыслями, пока не заставил себя забыть. И забыл на целых два года. А потом встретил Фейлона, и кисть сама легла в руки. И появился тот самый, взрослый Сэт. Это была последняя картина с ним, нарисованная мной. Интересно, обрадовался бы он, если бы узнал, что не только он маялся попытками «поставить точку» в предложении, которое даже еще не началось?