— Что? Не твой номер и кроватка не твоя? Ну ой, смотреть надо под ноги и не ломиться со всей дури куда не просят.
Грубовато вышло, но зато впадать в истерику Лисенок передумал. Вместо этого он смущенно шмыгнул носом.
— Извини, — глухим голосом бросил он. — Но я один падал. Ты как здесь оказался?
— Не захотел пропускать такое приключение, — я беззаботно улыбнулся.
Глаза Лисенка тут же наполнились подозрением.
— Врешь, — заявил он, и я развел руками.
— Ну разве что немножко. Коммуникатор не работал, а я хлебнул этой дряни, — я кивнул наверх, где клубился туман. — В нем, оказывается, дышать совершенно невозможно.
И больше никаких объяснений. Этого хватит.
— А подняться сможешь?
Я только головой покачал. Не стоит давать ему надежду на такое скорое спасение.
— Я не смогу здесь подняться. Да и крылья сломаю, там очень узко. Но по моим прикидкам, нам потерпеть всего пару часиков. У тебя что-нибудь, кроме плеча, болит?
Лисенок добросовестно прислушался к себе, а потом осторожно покачал головой.
— Ноет, но это от удара. А так, вроде нет.
— Это хорошо, — искренне выдал я. В ответ одно ухо Лисенка дернулось, и я тут же прикипел к нему взглядом. И потянул руки. Невежливо, конечно, но другого шанса может и не быть.
— Не трогай! — Лисенок вскинулся, но его ухо уже было в моих руках.
— Я осторожно, — на всякий случай пообещал я, и принялся ласкать мягкий мех, откровенно млея от ощущения.
Лисенок зажмурился и, наверное, если бы не плечо, сделал бы попытку вжать голову, а то и уткнуться носом в колени, уходя от моих прикосновений.
— Эй, это что, так неприятно? — остановиться было сложно, но я все равно это сделал.
Ухо под моими пальцами шевельнулось.
— Нет, — румянец, заливший лицо Лисенка, был виден даже в таком свете. — Наоборот…
А теперь покраснела даже шея.
Я фыркнул и снова принялся за свою ласку. Правда, терзал несчастное ухо недолго, хотя отпускать мне его не хотелось. Тянуться к хвостам я не рискнул.
Лисенок, кажется, даже облегченно вздохнул.
— Не делай так больше, ладно? Я омега, но мне еще рано для первого Гона.
О как… Я только бровь вскинул. У нас разделения на альф и омег не было. Зато оно было у терран, собственно, дед был именно омегой. У хвостатых тоже такое разделение есть? Но ушки и хвосты были только у одного отца Лисенка. Похоже, его родители были из разных рас. Так что от вопроса я не удержался.
— И кто из твоих родителей омега?
Лисенок наградил меня неожиданно сердитым взглядом.
— А от кого, как ты думаешь, я получил свои хвосты?
Так папа-большой-Лис — омега? А мелкий блондинчик, значит, тот, кто сверху? Я мысленно присвистнул. Забавные вещи иногда случаются, однако. В жизни бы никогда не подумал. Хотя кто этих хвостатых знает, может, у них омега — самый крутой вид на планете.
— Так ты, значит, в него пошел. И что, почему нельзя к твоим ушам прикасаться?
Лисенок поколебался, но смысла таиться теперь, когда уже заикнулся и даже что-то рассказал, не было.
— У меня скоро Первый Гон. Это когда заканчивается первая стадия созревания. В это время тело очень чувствительное к любым прикосновениям. Особенно тех, кого я чувствую сильнее себя. Ты сильнее, и мое тело может принять тебя за альфу, тогда Гон начнется раньше срока.
— Это плохо? — я нахмурился. Дед ничего не говорил про Гон у омег, только у альф, но и Лисенок — не терранин, у него все может быть по-другому.
— Я не дома, — раздраженно бросил Лисенок. — Обычно через первый Гон проходят под наблюдением врача, который следит за состоянием и может приглушить, если реакция будет слишком сильной. И я полукровка, мой отец — омега не по рождению. И как это будет у меня — никто не знает. А альфу я принять смогу только после Второго Гона, а это не раньше, чем через год. В общем, ничего хорошего.
— Тогда какого… — я проглотил крепкое словечко, — ты тут делаешь? Тебе дома надо быть, а не по курортам шляться.
Лисенок отвел взгляд.
— Я соврал родителям о своем состоянии.
— Зачем? Судя по твоей кислой мордочке, ты не особо рад здесь оказаться.
— Они очень хотели на солнышко. И этого путешествия ждали. Я не мог их подвести.
— Ой, дурак… — я только выдохнул. — А в голову не пришло, что ты им как-то важнее, чем солнышко? А если тебя здесь накроет? Об этом не подумал?
— Не подумал, — огрызнулся Лисенок и отполз от меня подальше, морщась от каждого движения.
— Сколько тебе еще тут болтаться, чудо хвостатое?
Лисенок наградил меня злым взглядом и отвернулся. Но все-таки ответил.
— Десять дней.
— Чудо. Хвостатое, — повторил я.
Мы немного помолчали, а потом я встал. Походил по кругу, постоял под туманом и вернулся к Лисенку. Пощупал нос, коснулся лба. Тот с фырканьем отстранился, но его дрожь я все-таки почувствовал.
— Ты замерз, — сказал я, констатируя факт.
— Нет, — тот упрямо сдвинул брови.
— Я не спрашиваю, — заявил я, немного поколебался, а потом обошел его и устроился за его спиной. Лисенок слабо пискнул, попытался отползти, но от меня еще никто не удирал. Так что я распахнул крылья и обнял ими нас обоих. Тут же стало темнее и теплее. Лисенок зашипел, но ушибленное плечо не давало ему возможностей для маневра, так что ему пришлось смириться с моим тесным соседством. Он, смешно фырча и ругаясь, поерзал немного, а потом затих. Несколько долгих минут напряженно молчал, а потом напряжение понемногу ушло из тела, и он даже привалился ко мне спиной. Повернул голову, потерся щекой о плечо так доверчиво, что я сначала растерялся, а потом заметил, что его глаза закрыты, а дыхание стало ровным. Вот так вот… Уснул. Пригрелся, почувствовал себя в безопасности и уснул. Чудо. Хвостатое.
Я только вздохнул, немного передвинулся, чтобы удобнее было нам обоим, и Лисенок тут же уткнулся носом мне в шею и засопел. И вот как его после этого не считать Лисенком? И уши эти его смешные торчат, нос мне щекочут. И хвосты у меня на бедре лежат, греют.
Я снова вздохнул и покосился на хронометр. Полчаса из моих прогнозируемых двух уже прошли. Всего-то подождать полтора часика…
А он теплый. И уютный. И смешной. И все-таки чудо. Пусть даже и хвостатое.
========== 1.3. ==========
5. Ассэт
Отек сошел быстро. И боль почти не беспокоила, спасибо папочкиным генам, обеспечившим меня быстрой регенерацией. Но ехать на экскурсию отельный врач мне все равно запретил. Родители тут же вознамерились остаться со мной, но тут уж я уперся. Все равно единственное, что мне хотелось — это спать, несмотря на то, что нашли нас довольно быстро, всего-то через полтора часа, и ночью я даже успел подремать.
Я помахал родителям из окна и хмыкнул, глядя на то, как они завязывают оживленную беседу с предками Эрая. За вчерашнюю ночь они успели свести тесное знакомство и теперь, судя по всему, делились наболевшим. Эрая, кстати, среди толпы не было, так что, похоже, тот тоже решил остаться в номере. Я почесал нос и, проследив за уплывающим шаттлом, вернулся в комнату. Послонялся немного, старательно не думая о том, что было ночью, а потом решил все-таки не нарушать планы и поспать. Так что, сходив до туалета, я растянулся на кровати и, уткнувшись в подушку, засопел.
Чтобы через несколько часов проснуться от нудной боли, разливающейся по всему телу. Она не концентрировалась где-то в одном месте, а заполняла собой каждую клеточку. Во рту было сухо, и общее состояние было отвратительным. Я поерзал, пытаясь найти удобное положение, и раздраженно поднялся. Боль не усилилась, но и легче не стало. Выпив разом большой стакан воды, я вышел на балкон. День был в самом разгаре, родители должны были вернуться не раньше, чем через несколько часов. Значит, придется справляться самому. Еще бы знать, что со мной. Голова была как в тумане, ныло и словно выламывало тело — у меня никогда раньше такого не было. Может, заразился чем? Или это откат от нахождения в пещере? Если да, то, может у Эрая те же проблемы. И, может быть, у него есть что-нибудь, чтобы облегчить существование, и он со мной даже поделится.