Пустота и смерть – вот из чего состоял их мир. Не из любовных романов, что Эстелла читала в лавке, не из душистых цветов в горшочках и не из архитектурных эскизов, которые ее заставляли рисовать отец и мать.
Пустота и смерть.
– Ты так со мной и не поговорила.
Эстелла со всех сил зажмурилась и затрясла головой.
Она прошептала:
– Я не верю.
Сжала кулаки, затем начала расчесывать ногтями запястья, чтобы заменить душевную боль физической.
– Не верю.
Еще сильнее.
– Не верю, не верю, не верю…
Руки тряслись и не слушались, она кое-как смогла оторвать их от покрасневших запястий и обхватить подрагивающие плечи. С ресниц сорвались слезы. Эстелла начала торопливо их стирать, словно от этого зависела ее жизнь. Словно, если на щеках останутся мокрые дорожки, мир увидит, насколько она слаба.
– Эй… – раздался за спиной добрый голос. – Иди сюда, неудачница.
Неудачница.
Не сдержавшись, Эстелла развернулась и бросилась в объятия Фрэнка.
– Я думала… Я думала… – хныкала она, сжимая в кулаках его кофту. – Я думала, что убила тебя… Боги, я думала, твоя смерть на моих руках!
С губ сорвался всхлип, сменившийся надрывным криком. Она кричала и кричала, уткнувшись в грудь Фрэнка, пока он мягко растирал ее спину и гладил по грязным волосам. Пока горло не начало саднить, а колени – подгибаться.
– Я так скучала… Я скучала по тебе и твоему чертовому шоколаду, по твоим придиркам и… Я не могу, Фрэнк. – Эстелла словно умирала изнутри. – Я больше так не могу…
Она стала оседать на каменный пол. Фрэнк молча подхватил ее на руки и отнес к стене. Привалившись к камню, Эстелла подняла голову и постаралась сморгнуть слезы. Но они все катились и катились по щекам, попадали в приоткрытый рот, забивали дыхательные пути. Боль так нещадно разрывала сердце, что с каждым вдохом все сильнее хотелось вырвать его из груди.
Боль радости, потому что Фрэнк – ее дорогой друг и человек, который заменил отца,– жив. Боль облегчения, потому что она не убила его. Боль, боль, боль, потому что все это время, все это чертово время он скрывался и не подавал ни единого знака.
Фрэнк сел рядом и протянул ей кусочек белого шоколада.
– Ты же любишь темный, – пробормотала Эстелла, вытирая рукавом лицо и косо на него поглядывая.
Ее друг незаметно улыбнулся.
– Только недавно распробовал. Не так уж он и плох, особенно когда делишь его с кем-то важным.
– Еще одно твое слово – и я точно умру прямо здесь в соплях и слюнях, – провыла Эстелла, когда слезы снова стали скапливаться в уголках глаз.
Запрокинув голову, Фрэнк заливисто засмеялся.
Когда на бастион опустилась тишина, он повернул голову к Эстелле и начал рассматривать ее. Она делала то же самое, запоминая каждую новую морщинку, каждую изменившуюся черту лица. Исхудал. Из глаз пропал тот блеск, что Эстелла замечала в лавке магических книг. Во всегда уложенных каштановых волосах появилось больше серебристых ниточек.
– Записки Фрэнка Дарроу? – усмехнулась она, вспомнив тот клочок бумаги, что прочитала после прибытия в Цитадель.
– Удивительно, правда? – вздохнул он, вновь посмотрев на пустошь за границами крепости. – Будто сам напророчил себе судьбу.
Несмотря на то что понятие «король» на Асталисе отличалось, например, от системы правления в Льерсе, Фрэнк был именно им. Он был мужем королевы, который не имел права вмешиваться в дела континента, но сидел рядом с ней на троне.
Фрэнхольд Фьорд – тот мужчина в строгом костюме, что исподтишка наблюдал за Эстеллой, пока она рисовала карту Эрелима, – оказался бесправным королем.
– Это сделал Оракул, – произнес он спустя несколько секунд. – Оракул стал высшим адептом крепости через несколько лет после того, как Безымянным королевством начал править второй Сенат. Он ушел на Драконий перевал, чтобы не вмешиваться в ход событий, но его отыскал прошлый адепт и передал ему крепость со всеми знаниями. Оракул предвидел это и знал: откажись он от предложения, Молчаливая Цитадель падет под натиском Небесной армии. Его сила не поддавалась законам мироздания, поэтому Многоликий многие годы отводил от крепости любого, кто приближался к ней хоть на десять миль. Никому из ангелов так и не удалось отыскать ее: она постоянно меняла местоположение. Предателей изгоняли на Утраченные земли, не доводя до Цитадели, а приходил за ними сам Оракул. А вы отыскали нас только потому, что так решил он.