Томительно тянулись минуты. Лютйоганн ничего не объяснял, да это и не требовалось - подчиненные дисциплинированно молчали.
— Поднять перископ!
Стоит кому-то заметить роковую черточку в волна, и лодка обречена. Но, Бог, видимо, еще хранил храбрецов; когда UВ-7 выставила над волнами глаз, обер-лейтенант увидел в десятке саженей борт турецкого парохода, весь в потеках ржавчины. Почти в створе с угольщиком, кабельтовых в трех, дымила авиаматка, и командир субмарины ясно различал суету на палубе - русские поднимали с воды летающую лодку. Лютйоганн, не отрываясь от гуттаперчевого наглазника, важно произнес: «Зо...» Подводники повеселели - "старик" доволен, все хорошо!
— Готовить торпеды!
События пошли по отработанному сценарию. Не прошло и пяти минут, как перед обер-лейтенантом вспыхнули две зеленые лампочки.
— Подготовиться к запуску!
— Трубы готовы, господин лейтенант!
Лютйоганн поднимал перископ на краткие мгновения, опасаясь бдительности сигнальщиков. Хотя, это маловероятно - пароход затруднял наблюдение, да и перископ не выдавал себя предательским буруном.
Командир задумался. Цель неподвижна, дистанция прямого выстрела - условия идеальны. Стреляем одной торпедой, этой посудине хватит. А потом - лево руля, малый вперед и укрыться за угольщиком. Промахнуться на такой дистанции решительно невозможно. Миноносец, конечно, будет спасать команду гидрокрейсера - и превратится в мишень для последней торпеды. А когда он получит свое, можно всплыть и потопить подрывными зарядами пароход. Ганс Лютйоганн, не кровожаден и позволит команде погрузиться в шлюпки. До турецкого берега миль двадцать, жить захотят - догребут. А там уж турки о них позаботятся.
Обер-лейтенант изложил план атаки. Старший торпедист Отто Хахн кивнул, откинул колпачок, закрывающий кнопку выстрела первой торпеды и приготовился нажать, как только услышит приказ.
- Поднять перископ!
Авиаматка оказалась там, где ей и надлежало быть - почти в перекрестии черных нитей. Пожалуй, стоит немного сместиться, чтобы после залпа сразу нырнуть под пароход.
- Самый малый!
UВ-7 провернула винт и поползла вперед.
III
2016-й г. Черное море,
Район операции
Сергей Велесов, писатель
- Итак, Сергей Борисыч, мы желаем вам удачи. И очень рассчитываем на ваш... мнэ-э-э-... нетипичный подход. На ваше, так сказать, видение...
И снова принялся протирать очки. Я уже знал, что это своего рода знак: профессор в растерянности.
Фомченко поморщился. Он не одобрял изменений в командной цепочке: хоть начальником экспедиции и оставался капитан первого ранга Куроедов, но теперь при нем возник «консультативного штаб» из трех человек, с которым кап-раз должен согласовывать любые серьезные решения. В этот штаб вошли бывший куроедовский зам. по науке Сазонов, майор ФСБ Привалов, отвечающий за «информационное обеспечение» Проекта и... ваш покорный слуга. Этого генерал уж никак не мог понять: ну ладно Привалов - все же майор, разведчик. Но, чтобы Сазонов, ученый-гуманитарий, утверждал приказы военных? И уж тем более, не мог Фомченко принять мое назначение: альтернативная история, фантастика, - как можно доверять серьезные дела человеку, занимающемуся такой ерундой?
Дрон намекнул: в Москве опасаются, что военное руководство может наломать дров, и тот, кто принимает окончательные решения (при этих словах он многозначительно хмыкнул и ткнул пальцем вверх), не рискнул доверить судьбу Проекта одним лишь носителям прямолинейной армейской логики.
Я узнал о своем новом статусе уже в море, на борту «Адаманта». Остальные члены экспедиции уже сидели на «Можайске», а меня задержали - научный руководитель проекта хотел лично убедиться, что новичок осознает всю меру возложенной на него ответственности.
Я постарался его не разочаровать: порассуждал о пользе взвешенного подхода к действиям в прошлом, об учете исторических последствий... и тэдэ и тэпэ. Профессор, мелко кивал, изредка поддакивая, а генерал постепенно мрачнел. Уверен - мечтал, чтобы я свалился с трапа, сломал ногу, и тогда можно будет заменить меня на кого-то, внушающего доверие.
Но - не судьба. Выслушав положенные напутствия, я спустился в пришвартованный к борту катер и принял у матроса ярко-оранжевый непромокаемый баул.