…На следующий день, после утренних предотъездных хлопот, прибыл на вокзал. Но поезд с отправкой задержался. Ехал вместе с Людмилой Карповой. В поезде встретил моего бывшего студента Сережу, сейчас директора одного из симферопольских музеев, который в сопровождении сотрудника института Востока АН Украины в Крыму Айбабина направлялся в Милан на конференцию «Европа готов». Позавидовал ребятам. Пили водку в их СВ и говорили о Бабаяне, которого они хорошо знали. За разговором время пробежало незаметно. Но ночью в купе мне не дал спать храпевший негр на соседней полке (киевский «докторант» из Гвинеи).
Итак, я ехал в Киев по приглашению «фонда Сороса» заключать договор на издание нашего учебника (первого на Украине!).
Первый день в Киеве оказался сумасшедшим. Прибыли утром. Нанесли визит в Министерство образования, где получили деньги за билеты. Затем отправились в Институт философии. Здесь встретились с нашим «куратором» Сергеем Борисовичем, занесли в библиотеку мою первую книжку (изданную под докторскую диссертацию). Вернулись в министерство и оформили договор об издании учебника. На улице вместе с Сергеем Борисовичем встретили наших киевских коллег Евгения Берестовкого и Бориса Праховского, и отправились в находившийся рядом институт, где работал Борис. В его кабинете весь вечер пили болгарское бренди «Солнечный берег», закусывая бутербродами с черной и красной икрой (за наш счет). У меня создалось впечатление, что наши киевские коллеги привыкли к такому дармовому угощению, как «благотворительному взносу». Пили долго и разошлись поздно. От бессонной дороги и оттого, что нам не удалось накануне даже перекусить, я чувствовал себя очень уставшим.
При выходе из метро «Красноармейская» меня прихватил милицейский патруль и отвез в какое-то районное отделение. Разговор с дежурным лейтенантом был долгим и издевательским. Он явно меня провоцировал. Но все обошлось без битья, так как я быстро протрезвел, и дежурный, наконец, отпустил меня в ночь. Однако я вновь пережил глубокое унижение, подобное тому, которое я испытал двадцать лет назад, когда в юности был избит в вытрезвителе милиционерами-садистами. В какой-то момент «разговора», я осознал, что, если на этот раз ко мне кто-нибудь прикоснется, я покончу с собой.
С большим трудом разобравшись в незнакомом районе города, я добрался пешком до дома моей бывшей тещи.
Мой первый ленинградский «брак по любви» оказался неудачным. Лариса, студентка консерватории, была очень красивой и умной девушкой, в которую я влюбился «как мальчишка». Но наш брак погубил, как водится, «бытовой вопрос». Она выросла в комфорте обеспеченной семьи и не смогла выдержать неустроенности моей аспирантской жизни. После того, как я получил распределение, она отказалась покинуть Ленинград. Потом она неожиданно умерла (от лейкемии). От этого брака у меня остался сын, которого я забрал к себе от ее родителей, живших в Киеве, и он вырос в моей новой семье. Отец Ларисы ненадолго пережил свою единственную дочь…
Естественно, что мой столь поздний визит Берта Давидовна встретила весьма холодно. Уставший, промерзший и голодный я, наконец, уснул.
Утром оказалось, что за ночь мои виски еще заметнее побелели…
За скромным завтраком говорили об ее внуке, который здесь родился и прожил свои первые шесть лет. Песня старая: если бы он остался в Киеве, «все было бы хорошо». Моя бывшая теща до сих пор не успокоилась по поводу того, что шестнадцать лет назад она не смогла, (пытаясь сделать это даже через суд), воспрепятствовать тому, что я забрал сына. Несмотря на то, что все эти годы в память об их дочери, я позволял сыну регулярно видеться с ними, они столь же постоянно продолжали настраивать его против меня. Поэтому мои отношения со старшим сыном всегда были напряженными. Сейчас он учился в институте в Ленинграде и порвал со мной отношения после развода с его приемной матерью.
Затем в Большом зале министерства состоялась встреча с победителями конкурса «Фонда Сороса». Я познакомился с коллегами из Одессы и из Киево-Могилянской академии. Борис и Сергей вели себя снисходительно, держа дистанцию. Но именно им мы были обязаны тем, что вообще попали в список «избранных» на этот конкурс. Поэтому пришлось «делать хорошую мину при плохой игре». Оглядывая огромную аудиторию украинского научного «истеблишмента» и слушая «отчеты» комитетчиков Фонда, я думал о тех огромных деньгах американца, которые ушли на эту показуху и болтовню. Иностранцы никогда не понимали нашей славянской «щедрой души»...