Периньон погиб.
Сожран змеем.
Башбура для себя конфетки хранил.
Меня не угостил. — Я бросил в рот конфетку. — Вкусное».
Мое настроение повысилось.
Я позавтракал персиками.
С аппетитом позавтракал.
Никто не ныл – Патефонский, ты снял с ветки и съел самый большой персик.
Потом я бродил.
Гулял по планете.
Нууу, как гулял.
Искал людей.
Или проще сказать — девушек.
ДЕВУШКИ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЛЮДИ.
«Никого! — Я устал. — Ни одной души.
Кроме меня…
Ни одного тела.
Гибкого тела.
Загорелого тела.
Тела, на котором блестят капельки воды. — Я тосковал.
Вспомнил о змее. — Змею – время, девушкам — час. — Я искал убежище.
Но ни одно мне не подходило.
В дупле жили осы.
В яме — медведь.
В пещере — горный лев.
Златогривый лев…
«Спаси себя сам.
Собственноручно». — Я ломал кусты.
Отламывал ветки шиповника.
Акацию брал.
Обвязывал себя ветками.
Две ветки привязал к голове.
Слева и справа привязал много веток.
Ниже пояса — три колючие ветки акации.
Сзади — на спину.
Ниже спины.
На ноги.
На руки.
Весь обмотался ветками.
Оказался в гробу.
В гробу из веток.
Колючих.
Очень.
Даже слишком.
«Змей испугается колючек, — я так рассчитывал. — И не сожрет меня.
Жухраи меня не убили.
Барабанщица жухрайка Нэнси не завербовала.
Не склонила меня на жухрайскую сторону.
Я не предал Императора.
И от змея спасусь». — Я возгордился.
Гордыня убивает.
Но иногда гордыня и колется.
Я присел на пень.
Тут же вскочил:
«Колючки! — Я выл.
Рыдал от боли. — Я обмотался колючими ветками.
Теперь ни сесть.
Ни лечь не могу.
Иголки впиваются в меня. — Я попытался сбросить колючки.
Ветви с колючками. — Не отдираются. — Я подумал с удовлетворением. — Я их привязал профессионально.
Никто не снимет.
Умею же я…»
ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ, НАДО СНАЧАЛА ЗАИМЕТЬ.
Вскоре послышался хруст.
Затем треск веток.
«Анаконда проголодалась, — я паниковал. — Чует человека.
Прекрасного человека.
Умного человека.
Меня унюхала анаконда».
Анаконда нашла меня.
Из-за кустов смородины…
Черной смородины…
Выползла анаконда.
Ее глаза лениво искрили.
Анаконда разинула пасть.
Пасть — как вход в бомбоубежище.
Длинный язык высунулся.
Раздвоенный язык.
Анаконда с удивлением рассматривала ветки.
Ветки, которыми я был обмотан.
Сначала анаконда дотронулась языком.
Язык напоролся на колючку.
Змея ударила хвостом.
По мне ударила.
Несколько колючек пронзили хвост анаконды.
Она разозлилась.
Взбесилась.
Пыталась прокусить.
Но невозможно прокусить ветки акации.
Анаконда водила около меня круги.
Шипела.
Набрасывалась.
И тут же отползала.
«Упорная ты! — Я издевался.
Хохотал.
В глаза анаконде хохотал. — Тебе бы на фабрике трудиться.
Перевыполняла бы план.
Ты же ищешь дармовщинку.
Человечинку ищешь».