Нам за соблюдение «торы» положены были изоляторы, БУР на шесть месяцев. Но нарядчику платили деньги, и он лепил левые ведомости, как говорилось, точковал карточки. Вот вроде и вышел на промку, а поиграл в картишки. Не работали. Раньше красных зон не было. Все черные. Если умный хозяин, то мужики план дают. Конечно, вор не имеет право давить на мужиков, но собеседование провести можно, мол, если будет план, то и водочки можно в зону загнать. Порой вкалывали те, кто проиграл в карты — фуфлыжники. Короче, как в песне из фильма «Путевка в жизнь»: «Мустафа дорогу строил, а жиган по ней ходил». Наколки у блатных свои были — церкви, звезды от Бога. Общественная воровская жизнь проста — искать пути, где деньги лежат, помогать семьям арестантов, своей семье. В камеру заходишь — расстилают чистое полотенце — надо ноги вытереть, значит, домой пришел.
На сходняке — 50—100 человек. До конца и не знаешь, сколько в семье. «Не забуду мать родную» — это же не про маму, а за семью.
Главу семьи выбирают на сходе. А ворами иногда сами себя объявляли — Джем так сам себя объявил. Хасан тогда согласился: «Пусть ворует».
Но, как правило, делают так называемый «подход» к ворам. Нужно, чтобы за тебя два-три вора поручились. В принципе, как при вступлении в партию большевиков-ленинцев. Иногда возникали непонятки. Вор не век живет. После смерти тех, кто поручался, могли начаться интриги — попробуй докажи. Надо было очевидцев собирать — что подход был, что тебя окрестили по правилам. Ритуал прост: сходняк, кто что знает за кандидата; вопросы ему, признать вором или отвод. После малявы идут в лагеря, города — оповещают все нужное общество, что появился новый вор. Теперь же сайт правительства есть, где все ключевые назначения вывешиваются,— та же функция.
Есть в этом мире и святые: Бузулуцкий Василий — похоронили в Питере в 1993 году. Конечно же, Вася Бриллиант. Они лет по сорок отсидели. Символы. Их не сломали на Белом Лебеде, а пытали там воров по-настоящему: либо подписывай отречение, либо под пресс. Они выстояли. Бриллианта повесили в камере. Им колоть лежачего было удобно и приятно. Это был своего рода плен, как в войну. Попал в концлагерь — либо вступай во власовскую армию, либо, как Карбышева, замучают.
Слава Япончик до убийства и Хасан стали вместо них. Они тоже выстояли плюс, конечно, в последние десятилетия финансовая мощь, связи на самом верху власти.
На похоронах у Японца я нес его фотографию перед гробом. Он выше для многих был, чем Крестный отец. Дошли до сегодняшнего времени Хасан, Красюк, Блондин Володя. Питерских не осталось. Был Берла, Илья Ассириец — он еще голубятню держал. Умерли. Много кого еще было, но они не сумели перестроиться в 80-е — так и воровали по мелочи. Сгинули, как те старые большевики, бравшие Зимний.
ЧЕРНОКНИЖНИК
Чернокнижник — скупой рыцарь, порожденный советским строем. Когда-то он был легендой Невского проспекта. Сегодня если кто и вспомнит Чернокнижника, то уж точно не то, что звали его Моисеем Наумовичем Бабицким. Богаче Чернокнижника кого-то и представить было невозможно — десятилетиями он не уходил с Невского, пока не делал минимум 200 рублей, на всем — на валюте, шмотках, иконах. Чаще всего Чернокнижника можно было найти на Рубинштейна, у известной скупки возле Малого драматического театра.
Чернокнижник был намного старше большинства центровых, валюты скупил столько, что любой другой фарцовщик мог только мечтать. Внешне же он был совершенно неприметен: небольшого роста, небрит, не очень чистоплотен, в одной потертой кожаной курточке, в стоптанных скороходах. Человек советской толпы. Где он жил — никто не знал. За ним плелся миф, что в его комнатке нет ничего, кроме раскладушки и гвоздя, на который он вешал свою куртку.
Экономил Чернокнижник на всем, вплоть до питания. Каждую копейку. Иногда он заходил в гостиницу «Советская», рестораны «Невский» и «Универсаль», но не чтобы поесть, а на деловые встречи. Он никогда не дискутировал с контрагентами. Не пользовался сленгом и не напивался. Питался же Чернокнижник в дешевых забегаловках — в «Минутке» на углу Желябова и Невского, в «Молочной столовой» около Елисеевского.
Машины у него не было.
Единственным, кто в скупости мог бы составить конкуренцию Чернокнижнику, был Валера Грязнуля.