«А ведь, наверно, между людьми существует какая-то тайная, никакой наукой еще не объяснимая связь, — думал Кокорев. — Тогда, когда он и Каланджи угощали и развлекали девушку, она спросила расческу и зеркальце не у них, а у Жильцова, будто нарочно ждала, когда он спрыгнет из вертолета на землю и подойдет. В этом была какая-то избирательность. Интересно, заметил это Жильцов или нет? А в общем-то, какое мое дело?»
Он задремал все-таки. А затем все трое проснулись одновременно, потому что раздался нарастающий гул вертолета, и Кокорев не сразу сообразил, что это. Нежели Самохвалов запустил двигатель? Жильцов и Каланджи начали торопливо одеваться, потом Каланджи выглянул в окно, и Жильцов спросил:
— Кто?
— Кажется, Юрков, — сказал Каланджи.
Жильцов не удивился прилету начальника штаба. Так было всегда: либо командир эскадрильи, либо начальник штаба время от времени вылетали в отряды, где находились экипажи. Это были не инспекторские проверки, а просто обычные деловые встречи, необходимые в их службе. Сейчас майор Юрков просмотрит документацию, задаст какие-то вопросы и полетит дальше. К тому же он сам обязан налетать за год пятьдесят часов — вот и совмещает, как говорится, приятное с полезным.
Казалось, Юрков был недоволен тем, что его не встретили, но кто же знал, что он прилетит? Снизу (как будто бы сверху!) оглядев всех троих, он оборвал Жильцова: «Знаю, все знаю», — и потребовал полетные листы, бортовой журнал, штурманскую карту. Сидящий за столом, он был совсем крошечным — тем более странными выглядели его короткие, сильные, толстые руки.
— Судя по бумагам, все в ажуре, старший лейтенант. Как живете? Отклонений нет?
— Есть, — неожиданно сказал Кокорев, и начальник штаба неуклюже повернулся к нему:
— А именно?
— Несколько дней назад я выпил, — сказал Кокорев.
— Один или... с благословения и помощью командира?
— Командир ни при чем. Я был с девушкой.
— Значит, девушка и винцо? Так! — Майор положил тяжелые руки на стол, придавливая бумажки. — А вы, старший лейтенант, промолчали, значит? Я об этом слышу впервые. Вы помните нашу беседу перед командировкой?
— Помню, — спокойно ответил Жильцов. — Но, товарищ майор, во-первых, лейтенант Кокорев выпил, а не был пьян. Во-вторых...
— Отец родной, да и только! — недобро усмехнулся Юрков. — Такое покрывательство обычно дорого обходится людям нашей с вами профессии, старший лейтенант. Что ж, поговорим после, в политотделе. — Всем своим коротким и грузным телом он опять повернулся к Кокореву: — А ваше признание, лейтенант, от страха, что ли? Не знали, сообщил командир экипажа о вашей выпивке или нет?
— Просто я должен был это сказать, товарищ майор.
Юрков глядел на него испытующе, как бы ощупывая маленькими, светлыми, немигающими глазами.
— Странно. И, грешным делом, не понимаю такую искренность. Подводите командира, лейтенант.
Кокорев поглядел на Жильцова — тот улыбался ему краешками рта, — и тогда он вздохнул облегченно: ладно, пусть теперь меня чехвостят, как хотят, потому что куда важней, чтобы меня понял командир, чем майор Юрков...
Уже на площадке, перед отлетом, Юрков, будто бы вспомнив, спросил Жильцова:
— С вами начальник отряда говорил по поводу того участка?
— Так точно.
— Ну, смотрите, старший лейтенант, — не то советуя, не то заранее угрожая, сказал Юрков и, не протянув никому руку, только козырнув, начал подниматься по трапу в машину.
Вечер
И все-таки, каким бы подавленным ни было в тот вечер настроение у всех троих, Жильцов подумал вот о чем: почему начальник штаба оставил, в сущности, самый главный разговор напоследок? Получилось так, что о важнейшем деле было сказано вскользь, будто оно вспомнилось Юркову вообще случайно, буквально в последнюю минуту перед отлетом. Жильцов не мог и даже не хотел допустить мысли, что майора больше всего заняла история с лейтенантом Кокоревым, вернее, с его выпивкой. Стало быть, он просто спокоен за нас, ну а обычные грозные слова на прощание — так, для проформы, что ли. Это уже само по себе было хорошо.
О том же самом, но мимолетно и как бы нечаянно подумал и Кокорев. Его удивило, что весь сегодняшний дневной разговор свелся в общем-то к нему, и только уже поднимаясь по трапу, майор вспомнил что-то важное, о чем должен был, видимо, вспомнить и поговорить с командиром раньше и подробней. Но тут же Кокорев и думать перестал об этом: ничего доброго этот визит начальника штаба ему не сулил, и Кокорев раздумывал над тем, какие же на него посыплются проработки и «фитили». В том, что они будут, и будут во множестве, он, разумеется, не сомневался и знал, что нервного напряжения ему хватит до конца командировки, потому что раньше начальство ничего не предпримет, если только его не заменят здесь.