Дубий Лист подкрался поближе к Иртольту, присмотрелся и ахнул.
- Что ж ты натворила, горе моё! Наговор на трёх полюсах!
Горина довольно подбоченилась.
- Это же сколько крови надо! Назария загубила для призывной жертвы, а остальные?...
- Калитке мёртвых – Вадея. Что скривился? – фыркнула Горина. – Не жалко. Он имперские войска привечал, на постой к себе брал. Они с Назарием одного поля ягоды, потому и сдружились.
- А не мало мёртвым одной жертвы – то?
- Так пчёлы же! Мёртвым без разницы, чьи жизни, лишь бы побольше, да с кровью.
- Умно. А Водокруту?
- Ньяра. Он всё одно бешеный был, никакого толку кроме вреда. Я как сказала, что Назарий золото в озере спрятал – полез, даже портки не снял. А я чавчу в озеро заранее призвала.
Дубий Лист восхищённо причмокнул:
- Ну и хитрая же ты баба, Горюнюшка. Ну а северу?
Горина погрустнела и отвернулась. Глухо ответила:
- Листёну.
Бродяга вздохнул и покачал головой:
- Ну и зачем ты всю эту кашу заварила? Ты что, действительно думаешь, что парень убьёт императора?
- Пф, конечно, нет. Хотя будет очень стараться, да, мой дорогой? Но вот папашу – полковника – обязательно. А папа его командует армией, которая сражается с кочевниками в Степном Море. И ещё много хороших людей мой мальчик убьёт до того, как его схватят и казнят. И дети Варедома наконец поймут, что гиппокампа не стоит бояться. Так будет с каждым, кто приедет в наши леса. Пока империя разберётся, что к чему, наши червячки уже подточат её сердцевину, и гнилой Эремунд падёт. А разбираться они будут долго – в Алегарде не верят в колдовство. А ещё голодный бунт и степная свора… Словом «Заполье» имперцы будут пугать своих детей, помяни моё слово.
«И когда я успел про отца рассказать?» - слабо удивился Иртольт. Мысль шевельнулась, но не оставила отклика в разбитой голове.
- Ну не знаю, Горина. Сработает ли?.. Подожди, а ты что, наговор на лицо повязала? Почему не на имя? Так же прочнее.
- А ты меня не учи. Я крепко вяжу, не скинешь.
Дубий Лист примирительно вскинул руки, в которых по-прежнему были зажаты бутыль и кость.
- Даже не сомневаюсь. Проиграл. Ты, смотрю, парня с поводка ещё не спустила. Обожди, пока за ворота выйдем, простится с ним хочу. Полюбился он мне, страсть как.
- А ты что, тоже уходишь?
- Да. Разлюбил я что-то Волчье Лыко. Ну что, сударь, пойдёмте? Я вас сюда привёл, я и провожу.
Иртольт безучастно встал и пошёл в сторону ворот. Но Дубий Лист опять окликнул его. Сежд обернулся. На завалинке остался лежать тугой мешок, доверху набитый монетами, бережно собранными с пола после отчаянного броска. Бродяга поднял мошну и задумчиво взвесил в руке.
- Удивительное дело, как люди сумели спрятать всё зло мира в кусочке металла… Держите, сударь. Вы, правда, одну монету уже потеряли и, что делать с этими, думаю, знаете.
Иртольт забрал увесистый мешок.
К воротам шли молча: Иртольт смотрел перед собой, а Дубий Лист хитро поглядывал на имперца. Он же не выдержал тишины первым:
- Эх, сударь, не послушали вы меня. Такой трагедии можно было бы избежать… А впрочем, знаете, что я понял, пока лежал в бочке? Жизнь – это всегда движение. Мы движемся, мир меняется вокруг. Жаль, что есть люди, которые не готовы это принять. Даже за всё золото мира.
У ворот их поджидали Всенд с запряжённым экипажем и заспанный Хмур. Радослав, видимо, так и не вернулся. Смог он отбиться от чавчи, или мерзкая тварь сейчас довольно переваривает вспыльчивого дружинника? А может, Горина водит троицу по лесам, путает, отводит глаза, не давая им выбраться, пока не уедет Сежд? Ему хотелось верить, что последнее предположение верное. Несмотря ни на что.
Всенд упрямо не смотрел на Иртольта, пока тот забирался на облучок и брал в руки поводья. Впрочем, Сежду тоже сказать было нечего. Хмур удивлённо спросил: