Когда Джалантри изменился, он стал таким огромным, что его раздвоенный хвост вырвал еще дюжину футов корпуса. Затем он тоже исчез. Неда оглянулась на Малаброна. Почему он не идет вперед, почему смотрит таким измученным взглядом? Мог ли он оцепенеть от страха?
Кайерад Хаэл погрузился в воду уже по шею.
— Иди сюда, Малаброн, дитя Мебхара! — выдохнул он. — Ты знаешь, что должно быть сделано!
— Да! — крикнул в ответ Малаброн. — Один из всех нас!
Неда никогда раньше не слышала, чтобы кто-то огрызался на Кайерада, но удивляться было некогда. Она дошла до Кайерада Хаэла, и старик опустил скипетр. Отпустив корабль, Неда поднесла кристалл к губам и поцеловала его, этот священный осколок Черного Ларца, силой которого они еще раз сразятся с врагом.
Перемена была мучительно болезненной. Раньше она претерпевала метаморфозу в трансе, как и все ее собратья. В трансе Отец приказывал ей не чувствовать боли, и в трансе у нее была сила повиноваться. Теперь каждое сухожилие и каждая часть кричали в знак протеста, как будто ей ввели яд в миллион точек. Огонь, она горит! От такой боли не могло быть исцеления ни в теле, ни в уме. Все было так, как всегда предупреждал их Отец: некоторые перемены — навсегда.
Но смертная боль исчезла так же быстро, как и появилась, оставив лишь обрывок воспоминаний, пульсирующий внутри нее — и Неда была китом. Без конечностей, без клочьев одежды, теплая в ледяной воде и совершенно слепая, если не считать зеленого света, исчезающего внизу.
Она превращалась и раньше — в морскую черепаху или акулу, когда Отец все еще совершенствовал чары на Симдже, а в последние дни перед свадьбой в этого же кита, когда они начали охоту за Великим Кораблем. Это был вид магии, который мог сотворить только такой могущественный человек, как Отец, со Скипетром Сатека в руке. Кайерад Хаэл, несмотря на всю свою ученость, был беспомощен, как младенец, когда пытался использовать устройство, но заклинание Отца продолжало работать идеально, месяц за месяцем.
Или почти идеально. Дефект Неды остался, даже когда тело изменилось. В трансе она могла стереть свою боль, но не свою память. Остальные впоследствии никогда не могли вспомнить, как принимали форму кита. Неда никогда не могла забыть.
Зеленый свет померк. Как они должны действовать дальше? Должны ли они следовать за «Чатрандом» до тех пор, пока погода не прояснится, или попытаться подняться на борт во время шторма? Они собирались обсудить это, когда судно Арквала начало свою атаку; теперь они вообще не могли это обсуждать. Неда даже не была уверена, что сможет услышать пронзительные голоса своих собратьев сквозь шум ветра и волн.
Повинуясь внезапному порыву, она метнулась вниз, в темноту, преследуя падающий корабль. Возможно, остальные соберутся в его тусклом свете, и вместе они смогут отправиться в погоню за врагом. Она быстро поплыла в темноту, радуясь, что была существом, созданным для ныряния, для черных глубин, как и для ярких поверхностных вод. Сила ее нового тела опьяняла.
Там был Кайерад Хаэл, полностью погруженный в воду, в нескольких секундах от утопления; и там целовал светящийся скипетр Малаброн — измученный, сомневающийся Малаброн, на ее глазах превращающийся в казенсийца, такого же, как и она сама. Теперь их Мастер должен сделать то же самое — но сохранятся ли его раны в кит-форме? И, если сохранятся, выживет ли он?
Кайерад Хаэл поднес скипетр к губам. И тут кит, который был Малаброном, рванулся вперед, сомкнул свои хищные зубы на скипетре — и руке их мастера, —укусил, и мир погрузился в полную темноту.
Глава 32. МЯТЕЖНИКИ
8 умбрина 941
178-й день из Этерхорда
Война между Плапп Пирс и Бернскоув Бойс приняла новый оборот, когда Круно Бернскоув однажды утром проснулся в своей постели (его банда соорудила ему маленькую кровать из ворованных досок, набив матрас сеном, украденным у коров; он был слишком важен, чтобы спать в гамаке; кроме того, у Дариуса Плаппа была кровать), и нашел отрубленную руку, болтающуюся в шести дюймах над его лбом. Она была черной и иссохшей и, казалось, манила его согнутым, как у трупа, пальцем. На другом пальце сидело кольцо Бернскоув Бойс. Круно издал недостойный визг, и по всей жилой палубе Плапп ответили ему улюлюканьем и свистом.
В происхождении руки не было никакой тайны. Одного из Бернскоув Бойс, убитого во время шторма, изувечили в хирургической пристройке до того, его тело отдали морю. Преступление было совершено в отместку за ограбление трех погибших из Плапп Пирс. Оставалось непонятным только одно: где рука провела предыдущие двадцать пять дней.