Выбрать главу

И вот все продумано. Счет оплачен, во время погрузки багажа произнесены неизбежные короткие фразы: с одной стороны — «замечательные здесь места… было очень уютно… спасибо вам и миссис Беттс… надеюсь, как-нибудь приехать еще…»; а с другой — «очень рады, что вы остались довольны, сэр, мы сделали все, что могли… всегда будем вам рады… с погодой нам, правду сказать, здорово повезло…» И затем: «Я поднимусь наверх, посмотрю, не забыл ли книгу или еще что-нибудь… нет-нет, не беспокойтесь, я через минуту вернусь». И Томсон как можно тише прокрался к двери и открыл ее. Вот так рушатся иллюзии! Он едва не рассмеялся в голос. То, что опиралось на край кровати — или, если хотите, сидело на ней, было всего-навсего самым обыкновенным пугалом! Пугалом из сада, разумеется, которое бросили в пустой комнате. Да… Но тут веселье и кончилось. Разве у пугал бывают белые костяные ступни? Разве они склоняют головы на плечи? Носят они на шее цепи или железные ошейники? Разве могут они вставатьпередвигаться по полу, пусть даже не столь чопорно — покачивая головой и прижав руки к бокам? И трясясь?

Захлопнув дверь, Томсон бросился к лестничной площадке и, прыгая вниз по ступенькам, упал в обморок. Очнувшись, он увидел Беттса, который укоризненно нависал над ним с бутылкой бренди в руках. «Не стоило этого делать, сэр, право слово, не стоило. Нехорошо так поступать с людьми, которые старались для вас, как могли». Томсон слышал эти слова, но сам не помнил, что говорил в ответ. Мистер Беттс и — видимо, в еще большей степени — миссис Беттс не желали принимать его извинений и заверений в том, что он не скажет ни единого слова, которое могло бы повредить репутации гостиницы. Однако им их принять. Поскольку на поезд Томсон не поспел, было решено отвезти его на ночлег в город. Перед отъездом Беттсы рассказали ему то немногое, что знали сами. «Говорят, что когда-то давно он был здесь хозяином и якшался с теми разбойниками, что рыскали по пустоши. И дни свои он закончил как разбойник; говорят, его заковали в цепи там, наверху, где вы видели тот камень, что был вроде маяка. Да, я думаю, это рыбаки от него избавились, потому что сталкивались с ним в море, а от этого, как они считали, рыба не ловится. Да, нам рассказывали об этом люди, которые владели домом до нас. „Держите комнату запертой, — сказали они, — но не убирайте кровать, и тогда никаких неприятностей не будет“. И правда, не было; он ни разу не выходил из комнаты, хотя трудно сказать, что бы он мог сейчас натворить. В общем, вы первый, кто его увидел с тех пор, как мы тут обосновались; я сам на него и глазом не глянул, да и не хотелось. А когда мы из конюшни сделали комнату для прислуги, так вообще все трудности кончились. Только я надеюсь, сэр, вы будете держать язык за зубами; сами знаете, как могут повредить нашему дому всякие слухи». И прочее в том же духе.

Томсон, как и обещал, долгие годы хранил молчание. Но мне в конце концов представился случай услышать эту историю. Когда мистер Томсон приехал к моему отцу, я взялся показать гостю его комнату, и вместо того, чтобы позволить мне открыть для него дверь, Томсон выступил вперед, распахнул ее сам и несколько мгновений стоял на пороге с поднятой свечой, пристально вглядываясь внутрь. Затем он, видимо, опомнился и сказал: «Прошу прощения. Очень глупо, но есть веская причина, по которой я должен был это сделать». Что это была за причина, я узнал несколько дней спустя, а теперь о ней услышали и вы.